Пиголович посмотрел на склонившегося над соседней кроватью Ригеля и поцокал языком, приглашая разделить восхищение талантами проходимца:
— А?! Каков фрукт!
Но занятый пациенткой Михаил не отвечал, и, вернувшись к бумагам, архивариус со вкусом продолжил:
— Чувствуя подвох, обманутый граф установил за «частным детективом» наблюдение и выяснил, что никакого бельгийского шантажиста не существует и деньги прикарманил сам детектив. Орлов-Давыдов подал на мошенника в суд, и тот поспешно уехал в Варшаву, скрывшись от судебного преследования в сумасшедшем доме.
Закончив читать, архивариус иронично взглянул на бездвижно лежащего Власа и, подмигнув, не без глумливости осведомился:
— Ну, Влас Ефимович, как вам такой поворот? Подумать только — маг Тадеуш — жулик из жуликов, и в сумасшедшем доме! А знаете ли вы, дорогой мой Воскобойников, что Ченский продавал заказанным жертвам «висельника» имена заказчиков, ухитряясь получать деньги и с тех, и с других? Он сам признался. Назвал много высокопоставленных особ. Только толку — чуть. Доказать ничего невозможно. Кто поверит сумасшедшему? Между прочим, Ченский и про вас, Влас Ефимович, родне вашей невесты рассказал. Степан вас дубиной потому и отоварил. А вы тут небось лежите, гадаете — кто да за что? Думаете, наверное — я еще так молод и врагов-то настоящих нажить не успел. А вот поди ж ты, выходит — успели!
Михаил снял жгут с синеватой женской руки, зажал ваткой бескровную ранку от иглы и решительно проговорил:
— Прошу прощения, Соломон Наумович, пациентам нужен покой.
— Все-все, ухожу, — засуетился старик. И, деликатно понизив голос, осведомился, вытягивая шею в направлении лежащей девушки: — Ваша-то как? Идет на поправку?
— Не могу пока сказать, — поморщился Ригель.
— И правильно! — оптимистично подхватил старик. — Нечего раньше времени делать прогнозы! Тьфу, тьфу, как бы не сглазить… Если не возражаете, Михаил Леонидович, я на следующей недельке загляну. Может, положительные перемены наметятся.
За время, что Влас провел в беспамятстве, много чего случилось. После несчастья с сыном Ядвига Карловна обвинила во всем брата, и Пшемислав Карлович во время одного из скандалов скончался от сердечного приступа. Фотографическое ателье фон Ган на Широкой улице еще некоторое время держала его супруга, но, как только началась в стране неразбериха и был убит урядник Варфоломей Воскобойников, поспешно собрала мужнин архив и выехала за рубеж. Тогда многие уезжали. Соломон Наумович тоже подумывал уехать, но было некуда, да и незачем. Ни семьи, ради которой следовало стараться, ни друзей, которых бы хотелось сохранить. Остался только этот милый мальчик, Влас Воскобойников. За время их непродолжительного общения архивариус к фотографу привязался и от всей души желал ему выздоровления.
Правда, он считал, что нельзя всерьез относиться к его лечащему врачу. Михаил Леонидович, несомненно, был странен. Для чего-то он держал в палате тело девушки. Этой, как ее? Ну да, Раисы Симанюк. Она, правда, пока еще не разлагалась, но видно было, что все к тому идет. Пиголовича удивляла реакция доктора Бадмаева. Бурят заходил в маленькую, на две кровати, палату, в которую начинающий медик никого, кроме Пиголовича, не допускал, минуть пять стоял у постели каждого пациента, заложив руки за спину, перекатываясь с мыска на пятку и рассматривая кожные покровы, затем склонялся к неподвижным телам, щупал пульс и прижимался ухом к грудной клетке. После чего уходил, не проронив ни слова.
Соломон Наумович на эти странности закрывал глаза. Что же тут поделаешь? У каждого своя сумасшедшинка. После того как в марте император отрекся от престола, многие с ума посходили. Вон Ченский объявил себя безумцем, а раньше рекомендовался учителем жизни. Отречение Николай подписал под давлением — добровольно он, богоизбранный, никогда бы не освободил престол. А ведь в полицейских сводках можно найти сведения, где, еще будучи наследником, Николай умоляет отца не возлагать на его слабые плечи неподъемный груз ответственности за страну, и тяжелобольной Александр склоняет сына к компромиссу.
Царь разрешает наследнику взять в жены покорившую сердце Ники Алису Гессенскую, хотя сперва ни о каком браке с «прусской мухой» и речи не шло. Но за это Николай должен взойти на трон и управлять Россией до совершеннолетия Михаила, чтобы потом передать власть подросшему младшему брату. Но Александр Третий скончался, Алиса Гессенская превратилась в Александру Федоровну, в пику Михаилу родила хворого наследника, с головой погрузилась в пучину распутинского мракобесия, подмяв под себя податливого, как хлебный мякиш, мужа, а вместе с ним и многострадальную Русь. А как бы было хорошо! Пришел бы к власти Михаил — в России установилась бы конституционная монархия.
Предупреждали императора, говорили. Тот же Родзянко, Михаил Владимирович, председатель четвертой думы, во время последнего своего доклада Николаю — того, что случился после убийства Распутина, — так и сказал: «Мы все накануне огромных событий, таких событий, которым даже предвидеть конца нельзя. То, что делает ваше правительство и вы сами, до такой степени раздражает население, до такой степени развращает общественную мысль, что все возможно… Я вас предупреждаю, я убежден, не пройдет и трех недель с этого дня, как вспыхнет революция, которая сметет и вас. И вы уже царствовать не будете. Я предупреждаю вас, государь. Вы пожинаете то, что посеяли». На что Николай Александрович скупо и бесцветно отвечает: «Ну Бог даст…» Вот бы понять, что он при этом подразумевал?
Прав был Родзянко, ох, как прав! Не только лапотные мужики, но и образованные слои общества восторженно поддержали идею свержения не способного к управлению страной монарха. Из членов Думы было избрано Временное правительство, которое арестовало императора, императрицу, Великих княжон и их ближайшее окружение. Затем по религиозным и политическим делам была принята амнистия: сняты ограничения вероисповедания, отменены сословия.
Ликование толпы было недолгим — новая власть не могла решить ни одного основного вопроса в стране. Гильотиной висела над Россией аграрная проблема, устранение голода, разрухи, формирование политической линии и государственного состава. Кризис власти Временного правительства ускорило заявление о готовности вести войну до конца и неуклонно выполнять соглашения и договоры, заключенные между русским царем и союзными державами.
Страну колотило в горячечном ознобе, кидало то в жар, то в холод. Вплоть до возвращения из эмиграции Ленина руководство большевиков «условно поддерживало» Временное правительство, однако вернувшийся вождь заявил, что революция не завершена и необходимо от первого ее этапа, давшего власть буржуазии, перейти к этапу второму, который передаст власть в руки рабочих и крестьян. Пытаясь предотвратить скатывание страны в «бездну анархии», генерал Корнилов предпринял усилие установить жесткий военный режим, но порыв генерала не увенчался успехом, окончательно завершив разрушение страны.
