— Я успешный, потому что вкалывал с утра до ночи.
— Но не все же так могут!
— Почему? — искренне не понимал он. — Почему здоровые взрослые люди не в состоянии себя обеспечить? Помогать надо старикам, инвалидам и детям-сиротам. Все! Все остальные обязаны никакой помощи не требовать.
— А если женщина остается одна с детьми? — грустно спросила тогда Ира. — Ей тоже не надо помогать?
— Ну… Одинокой бабе с детьми помочь нужно, — согласился он. — Только помочь ей можно одним-единственным способом — посодействовать в поисках работы.
В то утро, после ночной грозы, он не думал о том, что взрослым людям-неинвалидам помогать не нужно. Он поехал на дачу и застал там соседку Ирину сидящей без света в холодном доме.
Вечером за ней должен был приехать Татьянин муж, но Виктор Федорович отвез Иру в Москву сам. Поехать на электричке она не могла — ей необходимо было везти ноутбук и кучу бумаг.
На следующий день он пригласил Ирину в ресторан, а потом они никогда не виделись реже, чем хотя бы раз в неделю.
Ночевать у нее он остался только через два года, твердо понимая, что никогда не заменит ей Ивана. Он к этому и не стремился. Для него Света продолжала оставаться женой, и никакую другую женщину на ее месте он видеть не хотел.
Виктор Федорович не думал, что заснет, но незаметно провалился в сон.
Без Насти было совсем тошно. Алина немного поговорила с Еленой Анатольевной, соседка подошла, увидев Алину с ребенком. Потом перекинулась парой слов с другой соседкой, которая приезжала редко, несколько раз за лето. Эту соседку Алина не любила, тетка была неприветливая и всем недовольная. В прошлом году она пыталась заставить всех высаживать цветы у идущей вдоль дороги канавы, но из этой затеи ничего не вышло. Соседи покивали, не споря с надоедливой теткой, и как косили у канавы траву, каждый у своего участка, так и продолжали косить.
Одна Алина, как дура, посадила астры.
— Это уму непостижимо! — говорила соседка. — Убивают прямо в поселке! Охрана вся уже сидеть должна! А они ходят как ни в чем не бывало. За что мы им деньги платим?!
Алина покивала — черт его знает, за что мы платим деньги охране.
Тетка еще повозмущалась и отперла свою калитку, а Алина пошла с Илюшей домой.
Она заметила, что текут слезы, только когда принялась читать сыну книжку. Малыш уже засыпал, только ненадолго открывая глазки, когда она замолкала. Неожиданно ребенок завозился, поднялся на ножки и ласково погладил Алину по лицу. Она не сразу поняла, что Илюша ее жалеет, подхватила его на руки и заплакала по-настоящему, так, что пришлось доставать носовой платок и долго сморкаться. Потом она сидела, держа сына на коленях и крепко прижав к себе, пока не заметила, что Илюша заснул.
— Ты у меня самый лучший на свете, — шепотом сказала Алина, кладя его в кроватку. — И я все сделаю, чтобы тебе всегда было хорошо. Ты вырастешь умным, сильным и добрым, и я буду тобой гордиться. У нас все будет отлично, вот увидишь.
После обеда она еще немного погуляла с Илюшей на улице, а потом, посадив сына в коляску, решительно направилась к больнице.
Молодой стройной брюнетки она не увидела, зато заметила Олю Сидоркину. Подруга тоже увидела Алину, минут пять посидела рядом.
— Ну неужели ты не знаешь, кто вместе с тобой работает? — возмущалась Алина. — Здесь молодых-то полтора человека!
— Больница большая, — оправдывалась Оля. — Три корпуса.
В половине девятого Илюша начал хныкать, и Алина направилась к дому.
— Знаешь что, — сказала она, остановившись у развилки. — Мы с тобой как-нибудь сходим в дом, где я раньше жила. Это дом твоей двоюродной бабушки, я тебе потом о ней расскажу. Она была очень хорошая.
Малыш потряс пластмассовым слоником, согласился, наверное.
Подул резкий ветер. Алина посмотрела на небо, облака по нему не плыли, неслись. Она заспешила, дойти бы домой до дождя.
— Подожди, — попросила она Илюшу уже у крыльца. — Посиди тихонечко, я сейчас.
Трава была высокой и мокрой, нужно попросить кого-то ее скосить. Алина подошла к забору и остановилась у почти незаметного пятачка. Пятачок был уже покрыт новой травкой, но все-таки выделялся.
Опытный глаз сразу заметит, что не так давно здесь копали.
Елена Анатольевна обещала дать Алине цветы, чтобы Алина посадила их на участке. Вообще-то никаких цветов Алина не просила, просто похвалила соседскую клумбу, а сердобольная Елена Анатольевна сразу пообещала поделиться с Алиной. Алина поблагодарила, конечно.
Она еще раз оглядела место будущего цветника. Место было выбрано удачно, и с дорожки хорошо видно, и мешать никому не будет.
Алина вернулась к ребенку и снова посмотрела на траву у забора.
Внизу, неглубоко под землей, лежал пистолет.
14 июля, пятница
Свет Настя не включала. Пока брела к дому, казалось, что немедленно упадет и заснет, но сон, в который так хотелось провалиться, не шел.
Захотелось пить, Настя поднялась с дивана, стоящего в коридоре на втором этаже, спустилась вниз, налила воды из пятилитровой канистры. Вода была теплая, невкусная.
Снова поднялась наверх, снова легла на диван. Лечь в их с Сережей кровать казалось невозможным. Зазнобило. Настя нехотя села, потом все-таки сходила в мамину комнату за пледом, накинула себе на плечи и уселась в углу дивана, подтянув под себя ноги.
Она могла ожидать от жизни любых неприятностей, она понимала, что люди болеют, теряют работу, и здоровье теряют, и жизнь чаще всего ни для кого не бывает безоблачной.
Она могла предположить что угодно, кроме того, что Сережа начнет обнимать чужую девушку.
— Почему ты остановился около меня?
— Потому что ты моя судьба.
Она бы весело посмеялась, если бы еще утром кто-то сказал ей, что у Сережи другая судьба, не Настя.
Зимой у нее был тяжелый грипп. Она лежала с температурой, а Катя как раз организовала фотосессию, ей очень хотелось дать рекламу в толстый дамский журнал. Рекламу они дали, заплатив за это немыслимую сумму.
Насте нужно было обязательно проконтролировать, как сидит одежда на девушке-модели, правильный ли у модели макияж, да и просто успокоить Катю. В таких вещах подруга привыкла полагаться на Настю.
Настя тогда поехала в свое ателье и полдня там проторчала, пока Сережа не отвез ее домой. Дома он сунул ей градусник, и оказалось, что температура почти тридцать девять, и он ругался на Настю и подавал ей теплое питье, и она знала, что он боится за нее и что она очень ему нужна.
Теперь ему нужна другая девушка.
То ли от света Леночкиного фонаря, то ли оттого, что ненадолго показалась луна, предметы в доме Настя слабо различала. А сначала казалось, что она находится в полной темноте. Как в преисподней.
