Парень, похожий на Алешу Поповича, угрюмо поглядел в пол и ответил:
– Не знаю.
Да, от избытка гостеприимства этот Петро явно не страдал! Надо было попробовать по-другому.
– Вы, отец, наверное, давно живете здесь? – обратился Шубаев к старику. – Уж вы-то должны знать, где тут река. Старики всегда все знают. Говорят, что возле вашего хутора где-то есть неглубокое место, и там можно вброд перейти Буг.
Однако старик оказался не более приветливым, чем его сын. Он ответил:
– Раз вам так сказали, то переходите. Мы не знаем, что это за неглубокое место. Мы к Бугу не ходим и даже не имеем права ходить – немцы не разрешают.
Сказал – и замолчал. Печерский искоса взглянул на Шубаева: дескать, имеет ли смысл дальше расспрашивать? Может, уже пора уходить? Однако Калимали не вставал; он сидел и упорно смотрел на старика – словно ожидал, что тот скажет что-то еще.
И старик неожиданно заговорил:
– Посидите еще, отдохните. Мы вас не гоним, а вы, наверно, устали.
Это уже обнадеживало. Старик помолчал еще немного и снова заговорил:
– Сейчас у нас неспокойно. Немцы так кругом и шныряют. Вот третьего дня были, спрашивали, не проходил ли кто мимо.
– А кого они ищут? – спросил Печерский.
– Да тут такие слухи ходят… – сказал старик. – Говорят, что из печей, где немцы людей сжигают, вдруг стали выскакивать живые трупы и за ними, за немцами то есть, гоняться. Кого поймают, схватят за горло и душат его. Еще говорят, что там недалеко стоял полк немецкий. Так сперва солдаты взялись за оружие, а потом, как мертвецов увидели, побросали со страху автоматы и разбежались куда глаза глядят. А еще говорят, что в том лагере из людей мыло делали. А теперь все эти люди разбежались и бродят по лесам.
Печерский и его товарищи весело переглянулись. Вот как преобразились в народном сознании события их восстания! На их глазах рождалась новая легенда. Было хорошо, что старик рассказал эту легенду. Он как бы пригласил гостей рассказать правду о себе. Надо было это сделать.
– Наверно, это о нас рассказывают, – сказал Печерский. – Потому что это мы сбежали из того лагеря, где людей сжигали в печах. И когда мы прорывались на свободу, и правда положили немало нацистов. Кое-кого и за горло хватали, а кто-то топором по голове получил за свои зверства. Только мы никакие не мертвецы. Мы из России – кто из Донбасса, кто из Ростова. И сейчас хотим вернуться к себе на родину. Так что бояться нас вам нечего.
– А мы и не боимся, – ответил молодой.
И разговор пошел своим чередом. Беседовали больше часа. Хозяева постепенно проникались к гостям все большим доверием. И в конце разговора Петро сказал:
– Вот что, ребята. Место это, переправу через Буг, я вам покажу. Но близко к реке с вами не пойду. Дорога сама вас выведет. А то немцы уж больно сейчас свирепствуют, переворачивают все вверх дном, сбежавших из лагеря ищут. Если вам удастся переправиться – ваше счастье. Но если вас поймают – не губите нашу семью, не говорите, что мы вам помогли.
– Будь спокоен, друг, – отвечал Печерский. – Мы вас ни за что не выдадим. Большое тебе спасибо.
Хотя в таких условиях сказать «спасибо» – это ничто. Слова в этом случае мало что значат.
И, повернувшись к своим товарищам, сказал:
– Что ж, пошли, пока луна не взошла.
Но тут женщина поднялась с места, сказала:
– Подождите, я вам хлеба дам на дорогу.
Она завернула беглецам краюху хлеба, старик перекрестил их на прощание, и Петро повел их к реке.
В ту же ночь с 19 на 20 октября беглецы благополучно переправились через Буг. Теперь они были на родине, в Белоруссии! Двое суток они бродили по белорусским лесам, искали партизан. И нашли. 22 октября в районе Бреста они встретились с партизанами отряда Котовского. И все были включены в состав отряда.
Однако Печерский попросился в другой отряд. Он хотел войти в состав подрывной группы, взрывать немецкие поезда. Его просьба была выполнена – его включили в отряд имени Щорса.
Лишь много позже, уже после войны, Печерский узнал о том, как развивались события в лагере Собибор после их бегства…
Глава 27
Не все заключенные лагеря Собибор участвовали в побеге. Некоторые работали в Третьем лагере, обслуживали газовые камеры, их не могли предупредить, а другие были больны и физически не могли бежать. Но были те, кто сознательно отказались бежать. Они надеялись, что немцы учтут их покорность и сохранят им жизнь. Некоторые даже надеялись на освобождение. Всего из шестисот узников в лагере остались 130 человек.
Напрасные надежды! Уже на следующий день все сто тридцать оставшихся были уничтожены. Они отправились в газовую камеру, а затем были сожжены в печах. И они стали последними жертвами собиборовской мясорубки.
Еще вечером того же дня, когда Печерский и его товарищи бежали из лагеря, из Берлина в Хелм пришла срочная телеграмма: «Немедленно направить все имеющиеся войска и догнать сбежавших из лагеря». Правда, исполнение этого приказа удалось задержать на четыре часа: телеграфистка в Хелме, рискуя жизнью, столько времени не передавала пришедшую депешу немецкому коменданту.
Когда немецкое командование получило приказ, была организована карательная операция. В течение двух недель после побега командование устроило настоящую охоту на беглецов, в которой участвовало более тысячи немецких солдат и полицейских. Каратели прочесывали леса, проверили все села, хутора, все заброшенные постройки, старые шахты, горные выработки. В радиусе двадцати километров от лагеря ни один кусок пространства не остался не осмотренным.
80 заключенных погибли еще во время побега. А в результате этой двухнедельной охоты немцам удалось поймать еще 170 человек. Все они были тут же расстреляны. В начале ноября карательная операция была завершена. Однако беглецы продолжали гибнуть и после этого. В основном потому, что их выдавали или убивали предатели из числа местного населения. До конца войны дожили лишь 57 участников восстания.
Одновременно шла другая операция немцев – по уничтожению самого лагеря. Для этого из Варшавы по приказу Гиммлера прибыла специальная саперная команда. Саперы динамитом взорвали все помещения лагеря и сторожевые вышки. Столбы ограды вырвали из земли, колючую проволоку смотали и увезли. Также вывезли танковые моторы, подававшие газ в камеру, и бульдозеры, которыми рыли ямы для захоронения трупов. Даже гусей и кроликов, которых выращивала Люка, забили. Ни одна живая душа не должна была остаться живой в Собиборе! Нацисты заботились о том, чтобы никто не мог рассказать об их преступлениях, о том, как они за полтора года уничтожили здесь четверть миллиона человек. Земля на месте лагеря была вспахана, и по приказу немецкого командования ее засадили капустой.
Однако 57 узников все же остались в живых, и они вовсе не собирались молчать. Уже в 1944 году бывший заключенный лагеря Дов Фрайберг рассказал все, что знал, военным следователям. Его показания были записаны, с ними смогли ознакомиться писатели Вениамин Каверин и Павел Антокольский. Их очерк был опубликован в журнале «Знамя». Так мир узнал о преступлениях нацистов в Собиборе. Позднее этот очерк вошел в «Черную книгу», которую составляли Илья Эренбург и Василий Гроссман.
