И тут за спиной у Калимали прогремел выстрел. Горец обернулся. Стрелял унтершарфюрер Берг. Выстрел выбил фляжку из руки выжившего. Эсэсовец улыбался – он был доволен.
– Хороший выстрел, а? – спросил он у Калимали и Лео. – Что молчите? А этот?
Он поднял пистолет – и выстрелил прямо в голову выжившему. Тот свалился на перрон.
– А этот? – угрожающе спросил унтершарфюрер и направил пистолет в голову Калимали.
Тут на помощь советскому военнопленному пришел Лео.
– Прекрасный выстрел, господин унтершарфюрер! – поспешно заверил он. – Он просто не понимает по-немецки.
А сам по-русски скомандовал Калимали:
– Скажи ему про его чертов выстрел, если хочешь жить!
Горец кивнул и произнес:
– Я этот выстрел запомнил на всю жизнь.
– Что? Что он сказал? – Берг вопросительно смотрел на Лео. Пистолет он так и не опустил.
Лео перевел слова Калимали. И эсэсовец неожиданно рассмеялся – он принял слова пленного за комплимент. И, продолжая смеяться, отошел к другому вагону. А Калимали бережно уложил тело убитого парня на телегу. Взглянул на свои руки – на них была кровь. Кровь только что погибшего человека…
…Вечером в бараке состоялось совещание. Когда все собрались, Лео начал рассказывать, что успел узнать у парня, прибывшего с «эшелоном смерти».
– Он сказал, что их поезд пришел из Белжеца, – рассказывал Лео. – Там тоже был лагерь уничтожения еврейского населения, такой же, как наш Собибор. Белжец ликвидировали за один день. По приказу немецкого командования.
– А к нам прислали трупы на утилизацию, – кивнул Цыбульский. – Все продумано.
– Орднунг! – согласился Лейтман.
Лео повернулся к Печерскому, который мог не знать здешней обстановки:
– Белжец – это лагерь, как наш Собибор. Он расположен еще восточнее, еще ближе к фронту.
Калимали не давал покоя один вопрос.
– Что он говорил перед смертью? – спросил он у Лео. – «Анемен, анемен» – что это значит?
Лео нехотя объяснил:
– Он сказал: «Отомстите за нас, братья…»
Калимали схватился за голову:
– Но как отомстить, как? У них пистолеты, у них власть… Как нам до них добраться? Саша, как мы будем их убивать?
– Остынь, Калимали, – сказал ему Лейтман. – Белжец уничтожили, потому что советские войска идут на запад, к нам. Может быть, сейчас главное – дождаться Красной армии, выжить?
И тут вдруг раздался голос, который они никак не рассчитывали услышать.
– Не получится выжить! – со смехом произнес голос, который они привыкли слышать на плацу.
Заключенные обернулись. Сзади них, с кнутом в руках, стоял капо Бжецкий… Он незаметно вошел в барак, и теперь стоял на виду, не прячась, и усмехался.
Калимали, горячий, как все горцы, вскочил и кинулся на капо.
– Шпион! – кричал он. – Сел нам на хвост! Выследил! Убью! Вот тебе! Саша, его надо убить!
И остальные, подчиняясь этому призыву, набросились на Бжецкого, стремясь скорее задушить капо и тем спасти свою жизнь, пока тот не донес на них. Однако Бжецкий повел себя неожиданно. Он не стал сопротивляться и не попытался убежать. Он щелкнул своим кнутом (и этим сдержал бросившихся к нему людей), а потом отбросил его в сторону. И остался безоружным. После чего заговорил, обращаясь в первую очередь к Печерскому:
– Да, Белжец уничтожили. Наш лагерь – следующий. Может, он будет ликвидирован уже через неделю, 15 октября, может, чуть позже. Я своими ушами слышал, как немцы обсуждали приказ об уничтожении лагеря. Они убьют всех, в том числе и нас, капо. Тот человек в поезде, которого застрелил Берг, был капо в Белжеце. Так что нас убьют вместе с вами.
Заключенные, окружившие Бжецкого, готовые его задушить, остановились. Они смотрели на капо – и словно видели его в первый раз. Сейчас это был совсем другой человек! И на его лице отражалось сильнейшее волнение. Бжецкий снова заговорил:
– Вы думаете, я шкура? А я учитель! Учитель физики из Лодзи! У меня всю жизнь указка была в руках. А теперь я здесь, я… Но я не собираюсь оправдываться. Я собираюсь… собираюсь примкнуть к вам. Я вам нужен. С моей помощью вы сможете проникнуть в самые разные помещения. Туда, куда заключенных никогда не пускают. Сможете получить важную информацию. Лейтенант Печерский! 15 октября – конец всему. И всем…
Бжецкий договорил, и наступила тишина, все молчали. Печерский внимательно смотрел на капо. Неожиданно он спросил:
– А ты эсэсовца убить сможешь?
Такого вопроса Бжецкий не ожидал! Вот так, сразу… Он растерялся и ответил:
– Я не знаю…
Печерский кивнул. Вид у него был удовлетворенный, словно он ждал именно такого ответа. Он сказал:
– Зато я знаю!
Среди гробового молчания он поднял отброшенный Бжецким кнут и отдал его капо. Сказал:
– Знаю, что ты не провокатор. Провокатор ответил бы: «Да, конечно, смогу!»
Потом повернулся к своим товарищам, оглядел их и произнес:
– Время пошло! Скоро ты получишь приказ, Калимали.
А сам он подумал, что сегодня к ним пришла настоящая удача. Такой удачей был переход на их сторону капо Бжецкого. Он действительно мог оказать восставшим неоценимую помощь.
А еще Печерский подумал, что переход Бжецкого на их сторону – хороший знак. Он говорил о том, что конец нацистского режима близок. Даже люди, которые в свое время дрогнули и согласились служить нацистам, теперь меняли свое решение.
И еще Александр вспомнил капо Блятмана. Конечно, Бжецкому было далеко до того человека из минского лагеря. Блятман пошел на сотрудничество с нацистами по приказу подполья, а Бжецкий – спасая свою шкуру. Но именно знакомство с Блятманом расширило кругозор Печерского, привело его к мысли, что и среди капо могут найтись его союзники.
Глава 14
С того дня, когда оберштурмфюрер Карл Френцель впервые увидел прибывшую в лагерь Сельму, его неудержимо влекло к этой девушке. Он искал ее взглядом на утреннем построении; он специально чаще, чем нужно, заходил в сортировочный барак, где она работала. Но еще верней девушку можно было увидеть в женском бараке. И этим утром Френцель направился туда. И, как выяснилось, правильно сделал…
В ту ночь Сельму сильно знобило. По лагерю ходила лихорадка; организм заключенных, ослабленный из-за плохого питания, не сопротивлялся инфекции. А нацисты и не думали их лечить – заболевших попросту убивали и отправляли в печь. Болезнь означала верную смерть.
Утром Сельма, как всегда, попробовала встать, но голова сильно кружилась, ее охватила слабость, и она снова упала на нары. И там, лежа, увидела, как в барак вошел капо Берлинер. Это был настоящий садист, убийца. Как и все капо, он был евреем. Однако Берлинер отличался тем, что был истово предан идеалам рейха и политике фюрера. То есть он, еврей, всецело поддерживал политику истребления евреев.
