– Я с тобой! – заявила она. – Не пойду никуда, не пойду! Папа, ты иди один, а я останусь со Шломиком.
– Ривка, веди себя хорошо, – уговаривал ее брат. – А то папа рассердится. А я сделаю тебе красивые сережки и принесу завтра. Маленькие такие, с красными камушками.
Пожилой отец покачал головой:
– Ты ее избаловал, сынок. Ривка, брату нужно собираться. Мы расстаемся совсем ненадолго. Шломо доверили работу. Это очень важно!
Шломо в ответ обнял отца. И вдруг поцеловал ему руку, чего раньше никогда не делал.
– Ты с ума сошел? – удивился отец. – Ведь сказано было – прощаемся ненадолго. Будь уже взрослым!
Отец с Ривкой уже направились туда, где строилась колонна; вдруг Ривка повернулась и крикнула:
– Не с красными, а с синими! Хочу с синими камушками, с синими!
…Юный Тойви, выбранный в обслугу, прощался с матерью. Ему не терпелось начать взрослую жизнь, и он немного стеснялся того, что мать обращается с ним, как с маленьким. Вот, надумала гладить его по голове… Да еще заявила:
– Не чеши прыщик! Останется след. Я завтра смажу тебе его скипидаром.
Но вот наконец немцы выстроили основную массу приехавших в колонну, и она двинулась к воротам. Все шли послушно. Как вдруг движение замедлилось: это в середине колонны кто-то начал читать поминальную молитву – кадиш:
– Шмей рабо… викорев мешихей… веимру омейн…
Окружающие поддержали читавшего:
– Кадиш ятом! Помянем наших братьев! Веимру омейн!
Крики усиливались, к молитве присоединялись все новые евреи. Толпа остановилась… и вдруг повернула в обратную сторону. Люди побежали назад, к вагонам, словно там их ожидало спасение.
Немцы не стали никого поворачивать назад, к воротам лагеря – они начали стрелять. Люди падали со словами молитвы на устах. Тот еврей, кто первый начал читать кадиш, получил уже несколько пуль, но все еще был жив.
– Сразу видно: плохи у них дела на фронте! – прошептал он.
В этот момент офицер Вагнер выстрелил ему в голову, и человек упал. Мастеровые, которых еще не успели отвести в бараки, с ужасом смотрели на эту бойню…
…В сумерках Лео подстерег Печерского за бараками.
– Иди за мной, – скомандовал.
Они зашли за барак. Лео еще раз оглянулся – вокруг никого не было. И тогда он заговорил – быстро, стремясь успеть сказать как можно больше:
– Да, ты прав: у нас есть своя группа. И мы стремимся бежать из лагеря. Уже сделали несколько попыток. Но все они оказались безуспешными. Первое, с чего мы начали, – это подкоп. Мы рыли тоннель из нашей столярной мастерской к лагерной ограде. Все делали вроде правильно: землю незаметно выносили и выбрасывали, стены тоннеля укрепляли, днем закрывали подкоп досками… Но капо все равно его заметили. Тогда мы решили бежать на поезде, но только один сумел уйти. Остальных, кого поймали, забили насмерть. Был среди нас голландец Йозеф Джейкобс – морской офицер, храбрый парень. Шла подготовка к массовому побегу, Йозеф ее возглавлял. Но капо Берлинер разнюхал и донес. Голландца пытали два дня, он никого не выдал. Но все равно немцы расстреляли 76 человек, и мои евреи совсем пали духом. А уж после сегодняшней бойни на вокзале…
И он с сожалением покачал головой.
– Поэтому теперь ты мне доверяешь? – спросил Печерский.
– Да, – ответил Лео. – Я с самого начала тебе доверял, но мои друзья – люди недоверчивые. Нам нужно объединить наши усилия. И нам нужен командир с военным опытом.
Но теперь настала очередь Печерского сомневаться.
– Я тебе не верю, – заявил он Лео. – Почему ты еще живой, если уже год в Собиборе?
Лео собрался отвечать, но тут неожиданно на них налетели пять фигур, едва различимых в темноте. Зло шипя что-то на идиш – похоже, какие-то угрозы и проклятия, – они принялись избивать Лео и Печерского. Повалили обоих на землю, пнули несколько раз ногами. Затем, проговорив на прощание что-то злое, пятеро вновь скрылись в темноте.
Александр поднялся, помог встать более слабому Лео. Тот объяснил:
– Они говорили, что донесут на нас Берлинеру, если еще раз увидят вместе. Они не хотят нового побега. Боятся новых расстрелов.
Неожиданно он рассмеялся и обнял Печерского.
– Что ж, с боевым крещением тебя, командир!
…Игнорировать угрозу слишком осторожных лагерников было глупо. И с этого дня Лео и Печерский больше не встречались в свободное время.
На следующий день после «боевого крещения», как его назвал Лео, заключенных погнали на разгрузку кирпичей. Это была тяжелая работа. На нее согнали всех заключенных лагеря, и мужчин, и женщин. Надо было разгрузить целый состав с кирпичом, восемь больших платформ. Кирпич был нужен для строительства – немцы задумали построить в Собиборе цеха, в которых бы заключенные разбирали трофейное советское оружие, выбирали то, что могло еще пригодиться вермахту.
Каждый заключенный брал стопку кирпичей, шесть-восемь штук, и бегом относил их к складу, на расстояние в двести метров. И так же бегом возвращался обратно. За малейшую задержку капо тут же били заключенных кнутами. Каждую платформу обслуживало по 70 заключенных. Это было слишком много, возникала толкотня, люди наступали друг другу на ноги, некоторые падали. Но немцев это только забавляло. Они и не подумали как-то улучшить организацию труда, увести часть заключенных на другие работы. Пусть они толкаются, пусть им будет неудобно! Так даже лучше.
Били не только за задержку. Не поймаешь брошенный с платформы кирпич – снова удары кнутом. В воздухе только свист стоял от непрерывно «работающих» кнутов. Все вспотели, тяжело дышали. Некоторые, не в силах выдержать такого темпа, падали. Их пристреливали.
Спустя час все платформы были разгружены. Заключенных построили и повели на другие работы. Пустой состав отогнали в тупик, перрон подмели – ожидалось прибытие очередного состава откуда-то из Западной Европы…
После этого несколько дней подряд группу столяров, в которую был включен Печерский, выгоняли к сараям, на рубку дров. Дрова – здоровенные чурбаки – заранее пилила специальная группа пильщиков.
И здесь выяснилось, что не один только Лео обратил внимание на советского военнопленного с командирской выправкой. Были и другие заключенные, которые расценили Печерского как возможного руководителя для борьбы с эсэсовцами. К Александру подошел незнакомый лагерник и без долгих разговоров заявил:
– Ты меня не знаешь, зато я знаю, кто ты. Ты – русский военный. Слушай: я и мои друзья решили сейчас бежать. Ты пойдешь с нами?
– Вы решили бежать? – удивился Печерский. – Как?
– Очень просто. Видишь, нас охраняют всего пять вахманов. Мы их перебьем и уйдем в лес.
Печерский встревожился. Подошедший лагерник не шутил. Он и правда собрался бежать прямо сейчас. Такой легкомысленный шаг, конечно, не принес бы ничего хорошего. А запланированному Печерским побегу большой группы заключенных мог сильно повредить.
