– А я не знал. Ну ладно, хватит меня воспитывать. Ты мне лучше скажи, зачем мы твоему Югбанку?
– Да уж точно не по доброте душевной, – захохотала Наталья. – А просто хозяин очень деловой человек с совершенно потрясающей хваткой. Почему бы ему не вложить в наше дело, если он в него верит? Он, кстати, у себя уже полгорода скупил, он из России цветные металлы вывозит и при этом на пермяков плюет с высокого дерева, он ведет переговоры о покупке порта, к нему все политики в очереди стоят, а образования у него, между прочим, неполных семь классов. Вот тебе натурально и меритократия. Высшая стадия развития общества, высший виток спирали, высший закон природы и высший закон истории, высший, то есть чистый разум, ну это уже для индусов вроде Карлуши…
– Да заткнись ты со своим чистым разумом… – оборвал ее Андрей и опять попытался узнать что-нибудь о Владимире Руте, но так и не добился от нее ничего путного. Наталья окончательно завелась, не давая ему ни слова вставить в свои бурные излияния о меритократии, которая избавила их от ига уравниловки, что было почище татаро-монгольского. То ли сама прикидывалась жирафом, то ли опять просто натрескалась, поддавая за трепотней. А скорее всего, уже была подшофе, когда он ей позвонил. Тогда он плюнул и положил трубку.
И опять все произошло, как нагадала Наталья. «Мерседес-Бенц» со стоянкой за углом и шофером Славкой. «Мерседес-Бенц» – жгучая мечта всех граждан, не желающих довольствоваться лишь свободой и демократией, чуть подержанный, но с мощным мотором и роскошными кожаными сидениями, и такой неотразимо буржуазный, что в нем сразу тянуло на коньяк и на длинноногих, укутанных в меха незнакомок, дышащих духами и туманами. Но главное, что «мерседес» был совершенно первозданной белизны. Он был как снег на гималайских вершинах, как чистый лист бумаги, где мог написаться какой угодно роман, а значит, и как свобода. Еще Андрею иногда казалось, будто в его белизне спряталось что-то из их старой жизни, что-то старомодное, родное и нелепое, не нашедшее себе эквивалента в новой. То, что за нерентабельностью отчаянно изживали в себе они все, чтобы не угодить в низшие организмы. «Мерседес» успокаивал его, чудодейственным образом заменяя своей сияющей белизной те слова и понятия, которые, если еще и произносились вслух, то в лучшем случае с иронией. «Воистину, красота спасет мир», – почти всерьез думал Андрей, захлопывая дверцу.
Кроме гнилого балтийского климата, белый «мерседес» – символ нового времени – защищал его от этого времени, от людей, их завистливых взглядов, от того безумия, с которым все, в том числе и он, бросились делать деньги. За его сверкающей оболочкой хорошо и привольно дышалось, телу было мягко и удобно, а серая уличная мгла проплывала мимо, как на экране, не задевая его.
По второму предсказанию Натальи Светка начала перестраивать и расширять ванную, чтоб была теперь с душевой кабиной, разрываясь между голубым и бледно-желтым кафелем.
А в их супермаркет, между тем, валил народ, охая и ахая и проклиная новые деньги, но покорно отовариваясь и столь же покорно разбавляя культурный шок от новой жизни вином всех цветов и водкой всех сортов, которую продавали у входа, в винном, не самообслуживания, ясно, отделе. Водка Эстляндская, водка Курляндская и Католическая Речи Посполитой, а также Тевтонского ордена, водка «Великорусская» и водка «Боже, царя храни», водка Чухонская и водка Сааремаа, водка Эстонской Республики «Пятс», водка прусская «Бисмарк», водка сибирская «Сталин», водка приволжская «Стенька Разин» и, конечно, водка «Пролетарии всех стран соединяйтесь» для живущих на прожиточный минимум.
Они наняли пятерых охранников-телохранителей и искали еще двоих, чтоб было семь самураев, как у приличных людей. И пока на них еще никто не наехал – то ли не успели, то ли работала крыша, которая как-то была связана с Югбанком и Натальиными мальчиками. Сама она загадочно помалкивала, а тесть, на все сто доверяя любимой племяннице, только отшучивался, похлопывая Андрея по плечу. Светка же, окрыленная евроремонтом, и слушать его отказывалась.
– Ты, пожалуйста, брось свои интеллигентские штучки, тоже мне, чеховский герой нашелся. Ты же сам Чехова терпеть не мог за занудство. Да какая разница, кто нам манечки дает? Балтбанк, Югбанк, Нордбанк, да хоть Жопбанк. Тачка, наконец, как у людей, не стыдно по городу ездить. Да если бы не Наталья, ты бы еще на бирже пыль глотал. Ну хорошо, мне, может, тоже не все в ней нравится, ну предположим, одевается она, как проститутка, ну, голос у нее – труба иерихонская, но зато какой размах и связи, она уже о втором магазине подумывает! А как она в два счета с конкуренцией разобралась? Были подвальчики – и нет подвальчиков. Ее и отец уважает, говорит, железная женщина. Ты же его знаешь, он просто так словами не бросается. Видишь ли, Владимир какой-то там тебе не понравился. Тебе-то какое дело, с кем она в свободное время развлекается и как он ее там ассистирует? Спереди, сзади или сбоку? Она у нас натура любвеобильная. А это уже не твоя проблема, а Альбертова. И потом, что ты знаешь об этом Владимире? Ровным счетом ничего. Подумаешь, мифическую личность нашел. Да может, он вообще тебе приснился. Я вот, например, ничего о нем не слышала. Если б он был такой важной персоной, то Наталья уж наверняка бы о нем рассказала, она ж у нас душа нараспашку.
Потом Светка стала говорить, что каждый должен заниматься своим делом, в частности он – снабжать и организовывать, Наталья – заниматься стратегией и бабками, а прочие мелкие сошки – охранять, развозить, разносить, расфасовывать, убирать, мыть и так далее. Тогда магазин будет процветать и расти, а там и второй появится и расцветет пышным цветом, а потом, глядишь, и третий, как говорит наша супер-пупер Наталья. Вон сколько еще районов в городе без приличных торговых точек. Сплошная целина. И это еще все только начало, то ли еще будет…
Андрей уже давно не слушал ее, отлично зная все ее аргументы, но как ни странно, ее бездумная, переливчатая, как у тестя, трепотня уже не приводила его в бешенство, как обычно, а действовала успокаивающе, размягчая мозги, как в студенческие годы, когда он, одурманенный ее голосом, засыпал у нее на груди. В голову пришла мысль о «мерседесе» с такими же мягкими, обволакивающими, как Светкино тело, кожаными креслами. Но сейчас спать не хотелось.
– Так как он ее там ассистирует, говоришь? – спросил он, потянувшись к Светке и схватив ее за щиколотку. – Сзади, спереди или сбоку?
Светка взвизгнула, и в коридоре сразу заворчал Чарли.
– И потом они расцветают пышным цветом? – спросил Андрей, упав на колени и задирая ей юбку.
– Сашку разбудишь, – запищала Светка, но он уже, зажав ей рот, грубо стащил ее с кресла на ковер, цыкнув на Чарли, который тут же убежал обратно в коридор. Больше он не заводил с ней разговора о Наталье.
И опять, как нагадала Наталья, жизнь стала лучше и веселее. По вечерам Андрею уже не приходилось ездить на собрания в хутора с полуголыми балеринами. Теперь они сами устраивали себе «Лебединое озеро». В роскошных Альбертовых апартаментах в центре старого города, недалеко от парламента и парочки посольств, где в советское время размещалась затхлая контора при Министерстве образования. Апартаменты достались Альберту по наследству от двоюродного дедушки, знаменитого юриста и общественного деятеля, арестованного в тридцать девятом сразу после первой советской оккупации и погибшего в застенках Лубянки. Вонючий, темный двор под аркой средневекового дома, где раньше торчали алкоголики и пугали женщин угрюмые дядьки в длинных плащах, выскоблили, вычистили, вытурили оттуда кошек и отгородили от улицы железными вратами. В апартаментах с метровыми стенами, двумя ванными и туалетами было очень уютно пировать. Тусовались по бессмертному принципу интернационализма и материалистической диалектики. Революционные праздники органично сочетались с новыми и старыми эстонскими. Водка с икрой и балычком вкусно и обильно пилась и в День социалистической Октябрьской революции, и в День независимости и освобождения Эстонии от советских оккупантов. Супер-пуперы был народ широко мыслящий и стоял выше национальных предрассудков.
