Послышался шум мотора и, оглянувшись, Андрей увидел белый «мерседес», мигавший ему со стороны дороги. Он не сдвинулся с места, отлично зная, что тот сам приедет за ним, и дверцу откроет, а потом и прикроет, все по высшему разряду, не зря же он директор самого крутого супермаркета в городе.
Машина подъехала и остановилась, распахнулась дверца, приглашая его вовнутрь. Небрежно кивнув шоферу, Андрей сел на мягкое кожаное сиденье, и они тихо взлетели над влажной, притихшей землей. Андрей сделал знак шоферу и тот, вместо того чтобы с ревом умчаться ввысь, стал кружить над лугом, навсегда прощаясь с Руха. Вот тогда-то Андрей наконец и увидел его, тот плоский, квадратный валун, похожий на пьедестал. Он лежал на своем месте, между двумя камнями с заостренной вершиной. Теперь на нем в лучах солнца стоял он сам и радостно приветствовал кого-то.
Дом у моря
Он таки разбил ее сердце. Но она выжила и даже не сошла с ума. Он так никогда и не узнает, как ей это удалось. На секунду ему стало обидно, что она тоже не умерла или хотя бы не выплакала себе глаза и не ослепла, как бабушка знаменитого поэта, так рано погибшего на дуэли. Опомнившись, он подумал, что она не сделала этого ради него. Просто не могла себе позволить уйти, оставив его на произвол судьбы, то бишь на забвение. Каждый день, который она проживала после него, ровно на день продлевал и его уже неземное существование. А глаза ей были нужны, чтобы смотреть на его фотографию, которая стояла на столе в кабинете. Исчезнув из этого мира, он теперь навсегда поселился в ней, и она бережно вынашивала и оберегала его, не давая на расправу прожорливому времени. Пока Андрей топтался на кухне, мать прошла мимо него, задев локтем. В руке у нее была миска, которую она из холодильника нагрузила чем-то мясным. Земное время уже ни о чем не говорило ему, но он видел, как она постарела и сжалась, как поседели кустики ее бровей. Она вышла во двор, а он остался на кухне ждать ее. Волноваться было не о чем. Славка загнал «мерс» чуть ли не к самому морю, чтобы ни в коем случае не попался ей на глаза. Он знал, конечно, что она не может увидеть белую машину, незримую для земного глаза, даже если бы Славка припарковал ее перед крыльцом, но дал-таки задание отогнать ее подальше. А вдруг ее сердце все же учует машину, вместе со смертельным грузом, и это выбьет ее из колеи на весь день?
В доме пахло туалетом и псиной. Запах будущего, куда он так и не попал, и которым теперь дышали мать с отцом, а может, и Борька, если не женился и не переехал. Значит, город еще не провел сюда канализацию, а денег на септик не было. Значит, по старинке садились над выгребной ямой. Андрей вошел в дом, когда еще было темно. Он перебрал связку ключей – единственное, что осталось у него от земной жизни, выбрал самый длинный и запросто отпер дверь. Они так и не поменяли замок. Пока мать кормила во дворе собак, он стал вспоминать, что его врезали в дверь после независимости, когда в городе началась волна взломов и замки вскрывали, как орехи щелкали. Йельский замок с пятью штырями им принес Гриша. Таких замков еще не было в продаже, а значит, пока не было и экспертизы по их взламыванию. Собак они завели уже после него, а куда делся Чарли, он понятия не имел. Вряд ли остался со Светкой, та с самого начала недолюбливала его, ревновала, но гулять выводила охотно – все-таки далматинец, голубая кровь, а не какая-нибудь плебейская овчарка или мастино, которых народ заводил в придачу к адским железным вратам в свои квартиры.
Так Борька еще жил здесь или нашел себе наконец сердобольную бабу? У ворот стоял раздрызганный красный «фольксваген», пылесос пылесосом. Его? Разбогател, нечего сказать. А отец где? Искать его не было желания, хотелось просто сидеть на своем месте у стола на веранде и ждать, когда вернется мать. Он посмотрел в окно и увидел, что она тоже присела на табуретку у крыльца. Овчарки убежали, размахивая здоровенными хвостами, а она все сидела с пустой миской в руке, которую забыла поставить на землю и, как и он, ждала. На ней был стеганый синтетический розовый халат, еще из ГДР, и почему-то это кольнуло его, как будто в том, что она ходила в старом, застиранном халате, была его вина. Она, видимо, пока не собиралась в дом. Поставив наконец миску на землю, мать положила руки на колени и застыла, лишь время от времени поглядывая на калитку, так что он даже занервничал, не угораздило ли Славку подъехать поближе. Но где же отец? Пока Андрей сидел здесь, за этим столом, где часто сиживал, когда заезжал сюда, будущее, слава богу, все еще похожее на прошлое, правда с легким душком псины и туалета, было вполне выносимым. Стол, как спасательный круг, держал его на поверхности, не давая уйти в мутные, неизведанные воды, которые начинались уже за дверью в гостиную. В то будущее, куда он так и не попал, и которое так страшило его теперь. Он вцепился руками в край стола. Никуда он отсюда не пойдет. Пускай сначала мать вернется, а там посмотрим.
Войдя в дом, он сразу нырнул на кухню, в материны владения, точно зная, что пока жива, она не даст им оскверниться. За дверью в гостиной вскрикнули и застонали. Он не шелохнулся, еще крепче уцепившись за край стола. Стон усилился, перешел в неразборчивую ругань, как будто кто-то боролся с кошмаром, не в силах проснуться. Скорей бы уже пришла мать. В свое время в гостиной была библиотека, там же принимали гостей, а сейчас здесь кто-то спал, то заливаясь хриплым кашлем, то тихо скуля, переполненный жалости к себе. Хлопнула входная дверь, и на кухне появилась мать. Сунула пустую миску под буфет, прошла к веранде и села на свое место с левой стороны. Теперь она сидела напротив него, положив руки на стол и чуть улыбаясь, глядя на него ясным взглядом и без тени упрека. Правда, в глубине ее темных глаз таился вопрос, но он знал, что она не задаст его, понимая его бессмысленность. Она просто смотрела на него, не отвлекаясь на мелочи, чтобы, насмотревшись, суметь прожить еще один день. Потом она встала и, набрав воды в чайник, включила его. Пока мать возилась у холодильника, из комнаты заорали.
– Ты куда папиросы дела?
– Доброе утро, я их никуда не девала, и не рычи, пожалуйста, – ответила она.
– Я точно знаю, что вчера еще пачка была. Ее что, Чарли выкурил за ночь?
Мать только махнула рукой и стала вытаскивать еду из холодильника.
– Или Борька твой?
– Во-первых, Боря сейчас в Индии, а во-вторых, он такую гадость не курит.
– Не курит, как же, он задарма хоть говно собачье закурит, Борька твой ненаглядный.
Мать остановилась посреди кухни с пакетом в руках и крикнула в дверь.
– Повторяю еще раз, Боря в Индии штурманом, деньги зарабатывает, кредит надо отдавать за дом, если ты помнишь. Кстати, ты сегодня весь день собираешься хамить или только утром?
– А вам что, не нравится, когда правду говорят? Вы здесь все такие культурные, цивилизованные, Европа, черт бы вас подрал.
– Уже и Европу сюда приплел, ты лучше под кроватью посмотри, сам их куда-нибудь засунул на пьяную голову.
– Хочу и пью, и нечего здесь командовать. Дом, между прочим, на мое имя записан. Я вас всех отсюда пинком под зад, если захочу.
