Он знал, что она ждала его. Сидя у окна с распущенными волосами, в чем-то длинном, с обмотанным горлом, бледная и тихая, как Татьяна. Как и тогда, у него заныло в груди, когда он думал о ней и одновременно слышал смех девчонок и Левана. Она знала, что он придет, не может не прийти. В груди заныло еще сильнее: сейчас все повторится, и он, мучимый легкими угрызениями совести, во второй раз войдет в ту же реку. В конце концов, он ничем не мог помочь ей, и потом, ей же уже было лучше, она уже сама заваривала себе чай, теперь ей, наоборот, нужен был покой, а ему сейчас нужно было что-то совсем другое: веселая компания, веселые девчонки, пьяная трепотня Печорина о «Розе Мира», мат-перемат, которым они крыли все и вся, всю их сраную страну вместе с их сраным правительством дедков-маразматиков во главе с главным маразматиком Лёликом. И потом, она поймет, она такая, она всегда все понимала.
Выйдя от матери и с благословения ее лимонного пирога, он опять вызвал такси и поехал к Изольде в редакцию. Вытащил ее прямо из-за стола в бар за углом и без всяких предисловий спросил, что случилось тогда, после репетиции. Изольда, бегая глазами, стала вилять, плести что-то о той, другой, и о ее несчастном бэби. Тогда он прикрикнул на нее и она, разозлившись, сказала, что ничего не знает, что пускай он у Светки и спрашивает. Он заказал водки. Изольда, несмотря на всеобщую европеизацию, до сих пор принципиально не признавала вина, не желала цивилизовываться. Со смаком опрокинув стопку, она выдохнула, потом вздохнула всей грудью и только теперь посмотрела ему в глаза.
– Если Светка узнает, убьет.
– А если я не узнаю, тебя убью я. Пей, лахудра.
– Да чего ты так разволновался, Андрюш. Это было давно и неправда.
– Тем более, чего уж теперь темнить. Давай-давай, не робей, ты же у нас всегда была смелой девушкой.
Изольда помолчала, выразительно посмотрев на пустую стопку. Андрей кивнул официанту. Тот подошел с бутылкой, подлил святой водицы и поставил на стол салат из креветок.
– Больше не получишь. Я тебя знаю, сейчас так упьешься, что маме надо будет звонить. Приезжайте за доченькой. И давай, закусывай.
Изольда подцепила вилкой креветку, пожевала и посмотрела на него мутным взглядом.
– Ну…
– Ты же знаешь, Андрюш, как тебя любили девочки…
Он молчал, давая ей время. Сейчас водочные пары сделают свое дело и Изольда расколется. А что будет с ним, об этом потом будем думать.
– Ну, в общем, Светка сразу положила на тебя глаз, а ты, ну, короче, увлекся этой кисейной барышней. Андрюш, она тебя околдовала, что ли? И что ты в ней нашел? Она даже бухать как следует не умела. Я помню, все морщилась и давилась, когда водку пила. Да ты бы с ней намаялся потом, я те точно говорю, она ж была совершенно неприспособлена к этой жизни. Совершенно. И это уже тогда, а про сейчас и говорить нечего. Светка это сразу поняла, а вот ты… ты еще должен был дозреть до этой простой истины. Ну, Светка стратег еще тот, ты же знаешь, как она в шахматы играет… папа научил…
Изольда захихикала, с вожделением посмотрела на пустую стопку и задергала головой в сторону официанта. Андрей прикрыл стопку ладонью.
– Потом, – сказал он, – а сейчас я продолжаю вас внимательно слушать, госпожа корреспондент. Очень интересный репортаж.
– Да что тут интересного, Андрюш, скорее – это грустная история. Сплошная проза жизни. В общем, Светка ждала-ждала и дождалась наконец. Почему-то вы, наши мальчики, любили с нами водку пить, ну и это самое, не будем для приличия называть вещи своими именами, все-таки в Европе живем. А вот любовь до гроба и все такое поэтическое, это для романтических особ типа Татьяны, чтобы волосы до попы и взгляд мечтательный. Чтобы дышала, короче, духами и туманами… Ваське она тоже нравилась, хотя и не то чтобы до дрожи в коленках, ну, а с другой стороны – почему бы не попробовать, если дают.
– Если дают…
– Вот именно. Это Светка ему тогда сказала, вроде как в шутку, что твоя испытывает к нему тайные, романтические чувства и что это ей, Светке, невооруженным глазом видно. Знала, кому сказать, да еще и дала понять, что ревнует, ну он и возгорелся, наш дерптский Казанова фон Стаал. Насчет пьянки врать не буду, понятия не имею, сам Леван объявился со своим коньяком или Светка его организовала. Но факт тот, что когда ты пошел с нами пить, она Васе мимоходом намекнула, что пока они тут все будут веселиться и пьянствовать, больной барышне будет очень одиноко… В общем, Андрюш, я не знаю, что у них там точно произошло, но думаю, что Васька, конечно, ринулся в атаку, и честно говоря, думаю, что ничего между ними и не было, она ведь в тебя была влюблена по самые уши, наша верная Татьяна. А он потом просто стал трепаться, чтобы свою честь казановскую не потерять, а вы и поверили, хотя все такие образованные, интеллектуальные, всё обо всем знаете и Отелло читали в десятилетнем возрасте… Ты ведь к ней потом и не подошел ни разу, не спросил…
Андрей молчал. За разговором Изольда умудрилась съесть весь салат и теперь, хмуря брови, водила вилкой по дну вазочки. Она знала, что он не задаст этот вопрос, и поэтому ответила на него сама.
– Так что это был твой бэби, Андрюш. Васька тут ни при чем.
Он опять промолчал, и она продолжила.
– Ну ты понимаешь, что такое аборт для такой чистой барышни – это ж целая трагедия. А тут еще с такими последствиями. Связей-то у нее не было, как у Светки, вот она и пошла к какой-то бабке. В общем, чуть не померла, а что потом, я правда не знаю, куда она делась, что с ней…
Изольда пожала плечами, а затем, посмотрев на его лицо, встала, пошла к бару и вернулась со стаканом для виски, до краев наполненным водкой. Когда он выпил его, Изольда медленно заговорила.
– Может, Светка и стерва, но ведь и жизнь такая, Андрюш. И потом, она мучилась, я точно знаю, она же не думала, что все так кончится. Знаешь, может, тебе это покажется странным сейчас, но я уважаю ее. Так идти к своей цели – это, правда, достойно уважения. Она завоевала тебя, потому что знала с самого начала, что вы созданы друг для друга, для успеха в этой говенной жизни, а не для жалкого прозябания. В этой жизни побеждает сильный, это закон природы, Андрюш. Ты ведь тоже такой – сильный, умный, ловкий, свободный…. Вот и радуйся, что со Светкой, а не связался с той девочкой-ромашкой…
Кажется, Изольда еще что-то говорила, что-то ему втолковывала, дыша водочными парами, про эту самую вонючую жизнь, которую и сама ненавидела, а что теперь прикажешь, лечь и умереть? Кажется, просила, чтобы не выдавал ее Светке, и даже пробовала утешать, принесла ему еще стакан, что-то шептала на ухо и гладила по спине. Потом он остался один в темном баре, где-то маячила белая рубашка официанта, а он все сидел, с недопитым стаканом на столике, не в силах протянуть руку и взять его. Он очнулся, когда в бар ввалилась компания бритоголовых и с шумом расселась за соседним столиком. Звеня бутылками и стаканами, к ним подкатил официант. Андрей расплатился и, пошатываясь, вышел из бара.
Он еще долго бродил по городу, потом опять взял такси и почему-то поехал к морю, мимо которого еще вчера проезжал по дороге в секс-хутор. На пляже было холодно и пусто, только какие-то тетки в купальниках делали упражнения, энергично сгибаясь и разгибаясь, и разбежавшись, сигали в хмурое, серое море. Он постоял на берегу, глядя слезящимися от ветра глазами в мутную даль, потом повернулся и пошел обратно. Он шел пешком до самого дома, сначала вдоль моря, а потом по сумеречному городу.
