Лязгает металл, и шеренги замирают.
Насколько я понял, честь они не отдают. Во всяком случае, с оружием. Десятник просто вытягивается передо мной, прижимая к груди «метлу». Павловский предусмотрительно отстает и держится позади, чтобы не слишком его перенапрягать своим присутствием.
— Раненым оказана помощь. Их пятнадцать человек, пятеро могут ходить. Есть еще трое, но они очень плохи, скоро умрут.
— Что с ними?
Той на секунду запинается.
— Не ходят. Без сознания. Много ран. Такие не выживают. Прошу разрешения подарить им легкую смерть.
— Олег! — поворачиваюсь к капитану.
— Я слышал. Сейчас что-нибудь придумаем. Где они?
Десятник указывает куда-то в сторону.
Павловский кивает и быстро удаляется.
— Так, с ними посмотрим. Что еще?
— Все остальные готовы к бою. Прикажете занять оборону?
Чего? Это от кого мы тут собираемся отбиваться?
— Пока не надо. На тех холмах дежурят мои люди, они дадут нам знать, если кто-то попробует подойти. Пойдем, я хочу посмотреть на твоих подчиненных поближе.
Шаг в сторону, разворот — и он готов следовать за мной.
— Пусть встанут свободнее.
— Хаэ-ва!
И серые принимают свободную стойку. Ноги на ширине плеч, «метла» опущена стволом вниз и смотрит куда-то на левую ногу.
Идем вдоль строя.
— Здесь — только штурмовая команда?
— Нет. Те шестеро — ронги. Они не принимают участия в бою.
Показалось мне или нет, но в речи Тоя проскользнули нотки пренебрежения.
— Что же они тогда делают? Зачем им оружие?
Как я уже понимаю, под оружием тут в первую очередь понимается именно холодняк. Есть нож или кинжал — воин. Нет… ну, тогда и суда нет… Но у этих ронгов что-то все же на поясе висит?
— Он не может попасть живым к врагу. Должен себя убить. Поэтому у них такое… — десятник мнется, пытаясь правильно подобрать слово, — такой особый кинжал. Себя убить можно быстро, а ранить противника — только если очень повезет.
— Да?
Останавливаюсь перед одним из белых. Тот, хоть и стоит в свободной позе, явно нервничает.
— Они… откуда их набирают?
— Это те, кто обслуживает машины. Они строят корабль, а потом капитан может оказать им честь и взять некоторых с собой. Остальные так и будут всю жизнь топтать пыль. Их семьи… они даже живут не вместе со всеми — у них свои поселения.
Ага, стало быть, техперсонал… И отношение к нему у хорнов, мягко говоря, не самое хорошее.
— Дай свой нож! — протягиваю ронгу руку.
Той что-то быстро ему говорит. Белый вздрагивает и послушно вытаскивает из ножен клинок.
Так и есть — стилет. Скорее, граненый штык, нежели нож. Лезвия нет, но грани усеяны острыми зубцами — каковые присутствуют в немалом количестве. Представляю себе укол таким вот «ножичком»… кровянкой истечешь за милую душу!
А ведь он неплохо сбалансирован! И должен хорошо летать!
— Вон тот шкаф — пусть он поставит его ровно.
В десятке метров на боку лежит обычный деревянный шкафчик. Почти как у нас в казарме — эдакая тумбочка-переросток.
Белый стремглав бросается исполнять приказание.
Раз-два — и мини-шкаф-макротумбочка стоит относительно прямо. Делаю жест рукой — мол, в сторону отойди.
Прикидываю на руке баланс… пробный замах.
Чук!
Острие стилета легко пробивает дверцу и заходит внутрь сантиметров на пять.
— Я бы не сказал, что им трудно кого-нибудь убить…
Десятник смущен.
— Я… мы так не делаем…
— Привыкай! Вам многое предстоит еще выучить. Вы ведь хотите стать непобедимыми воинами, о которых потомки сложат песни?
Той вытягивается и прижимает к груди «метлу».
— Этого должен хотеть каждый!
— Значит, вы такими и станете. Ты видел, как я дрался?
— Видел!
— Так вот, каждый из вас должен так уметь. С оружием или без него — он обязан победить не менее трех вооруженных противников. И только тогда я смогу назвать его настоящим воином!
Телефонный звонок застал министра обороны США в тот момент, когда он садился в автомобиль, уже собираясь домой.
— Да? — ответил он, лишь мельком глянув на экран телефона.
— Сэр, — это был его секретарь, — это ваш коллега из…
— Я понял, — перебил генерал. — Переключайте.
— Джарвис? — прозвучало в трубке. — Рад вас слышать!
— Взаимно, — буркнул министр. Хотя особого облегчения он не испытал. Атомные часики тикают… и времени осталось не так-то уж и много. Русский это знает, вот и будет теперь что-то такое для себя выторговывать…
— У вас неважное настроение?
— А вы-то сами как полагаете? — не выдержал генерал. — Посмотрел бы я на вас в подобной ситуации!
— Бог миловал, — вздохнул русский министр обороны. — Но надеюсь, что я смогу хоть отчасти такой настрой развеять…
Что он сможет?
— У меня есть для вас две новости, — продолжил собеседник. — Хорошая и не очень. С какой начинать?
— С любой, — вздохнул генерал, садясь в автомобиль и делая знак водителю выйти на улицу.
— Тогда, если вы не возражаете, начну все же с хороших новостей. Мы нашли эту вашу бомбу!
Как это говорят сами русские? Камень с души упал? Да тут не то что камень — целая скала рухнула!
— Так… — министр тяжело вздохнул. — И что же в этом плохого?
— А там не одна бомба…
В прохладном кондиционированном воздухе автомобиля вдруг стало невыносимо трудно дышать.
— То есть… Аткинс же говорил…
— Ну, я при том разговоре не присутствовал… — русский сделал паузу, и министру показалось, что он там пожимает плечами. — И не могу его никак комментировать. Но ядерных устройств действительно больше одного.
— Сколько?!!
— Три. Тот самый M-159 Mod. 4 SADM — и еще два. Уже не ваших…
— То есть он не врал… — машинально проговорил Гроувер. — Постойте! А еще два — они-то здесь откуда?
— Те, кто помогал Аткинсу, привезли с собой и собственное оборудование. Хочу сразу вас успокоить — «Саддамчик» нейтрализован. Не без шума, но нам удалось это сделать.
Так, взрыва не будет… Надо срочно сообщить об этом президенту! Но…
— А остальные? Вы хотите сказать, что это бомбы вайнов?
