— Он погиб с честью! — указываю на тело черного. — И вода приняла его кровь!
Переводчик произносит несколько слов, надо полагать, переводит мою речь.
По шеренгам пробегает мимолетное движение, хорны словно бы вытягиваются еще больше.
— Пусть его предки услышат, что к ним идет достойный воин!
И «Глок» высаживает в небо пулю за пулей.
Секунда — и рявкают почти три десятка «метел»!
Ничего себе салют… на весь магазин.
— Оружие — зарядить! Подобрать раненых и оказать им помощь!
Переводчик что-то выкрикивает. Строй тотчас же распадается, и серые разбегаются во все стороны. Обессиленно опускаюсь на опрокинутую кровать.
Мать-мать-мать! Неужто конец боя? Они признали меня командиром?
«Не спеши! — предостерегает меня внутренний голос. — Еще ничего не закончилось! Неизвестно, сколько их тут, есть ли другие офицеры, да и вообще…»
Все так, но и сил у меня уже никаких почти не осталось. Понимаю, что надо встать, перевязать раны, да и одеться, наконец…
Шорох!
Рядом со мной стоит один из серых. В протянутой руке лежит обыкновенный перевязочный пакет — стандартный армейский.
Хочу благодарно кивнуть, но что-то меня от этого удерживает — их офицер себя вел совсем по-другому. Молча забираю пакет, разрываю обертку и начинаю бинтовать левую руку. Серый молча стоит рядом, не делая никаких попыток мне помочь. Он что, не имеет права прикасаться к офицеру? Вполне, кстати, возможно… нам про это что-то такое говорили…
Поскрипывая ботинками по песку, подходит Слон. Внешне — абсолютно спокоен, даже невозмутим. Но я-то знаю, что все это напускное. Да, его винтовка висит за спиной, но кобура-то расстегнута! И он за доли секунды успеет выхватить пистолет. А патрон у него всегда в патроннике. Да и стреляет подполковник так, что любой легендарный ганфайтер с тоски удавился бы тотчас же.
Серый, совершенно неуловимо для постороннего взгляда, напрягается. А «метла» у него заряжена… и висит так, что вскинуть ее он может почти мгновенно. Это я рядом сижу и все вижу… а со стороны — он само спокойствие.
— Найр! — касаюсь его рукой. — Не надо!
И хорн расслабляется.
Подполковник подходит ближе, смотрит на тело офицера. Сжав губы, снимает кепи.
— Павловского позову, — поворачивается он ко мне. — Их командира похоронить надо, Олег немного в курсе на этот счет.
— Добро. Тут такая штука…
— Я в курсе, — перебивает меня Снежный. — Сверху все хорошо видно…
Он явно не хочет говорить ничего лишнего при хорне. И я вполне могу понять командира. Тут все настолько тонко! Ведь та самая бомба может лежать прямо под ногами… а мой молчаливый сосед вполне способен понимать наш язык.
Но бомбы никакой не оказалось.
Сразу же после выполнения моего приказа все уцелевшие хорны построились на площадке перед обломками своего жилого модуля. Их было тридцать шесть человек.
Серых.
Ибо на левом фланге стояло еще шестеро — в белых комбинезонах. Нашивок с названием корабля никто из них не носил. Не было у них и оружия — в смысле, огнестрельного. А вот холодное — имелось. И это не стандартные матросские ножи — да и не ножи вообще. Узкие стилетообразные клинки. Более длинные, чем матросские, но и на оружие офицеров они совершенно не походили. Те — благородное оружие комсостава. А это… даже затрудняюсь что-то сказать по данному поводу. Нет, воевать такими клинками вполне себе возможно. Но это чисто колющее оружие, режущих граней, скорее всего, оно не имеет. Даже не наш морской кортик — тем, в принципе, резать возможно. Скорее, четырехгранный штык, насколько я могу отсюда рассмотреть. А взять в руки его попросту не пришлось — не до того.
Переговоривший с переводчиком Олег кратко ввел меня в курс дела.
— Тот, кого ты завалил, — старший кормовой офицер Во Динг Гант. Персонаж охренительно заслуженный, вышел победителем из пяти рукопашных схваток. А уж сколько кораблей с его участием на дно пошло… Двадцать три года службы. Не стал капитаном только потому, что происходит не из самого богатого рода. Попросту денег не хватило на свой корабль. Потому, кстати, и не носовой офицер… Но — род старый и известный, с более чем столетней историей. Уважением пользовался безграничным — и среди всех.
— А других офицеров тут нет?
— Были — двое. Но их прихлопнуло взрывом. Так что твоя атака была воспринята Гантом как попытка обезглавить всю команду. Тебя он принял за командира штурмовой группы. И среагировал вполне в духе вайнов — вызвал напавшего на равный бой.
— Который он проиграл…
— Угу, — кивает Павловский. — Но ведь мог и выиграть?
Я аж поперхнулся от подобной перспективы!
Капитан ухмыляется:
— Тут вообще все очень интересно сложилось… С точки зрения вайна, ты повел себя достаточно благородно — вернул Ганту оружие, чтобы он мог умереть достойно, поразив своего врага перед смертью! Но не судьба… Он — не сумел. Хотя такая возможность у него имелась — клинка-то он рукой коснулся! И это все видели.
— То есть они решили, что я дал ему возможность себя зарезать?
— Ну, ты же без оружия был… Смог бы отмахаться голыми руками — еще вопрос!
Фигасе у них тут порядочки… В голове подобная картинка как-то с трудом укладывается.
— Дальше, — продолжает Олег. — Ты не дал ему упасть на землю. Фактически он испустил дух у тебя на руках. Это проявление максимального уважения к врагу — не дал ему умереть на сухой земле. И кровь его водой с клинка смыл… Правда, насколько я в курсе, такого обычая у вайнов нет. Но впечатление на них это произвело неслабое! Да и салют — у них только пушки корабля так капитана в последний путь провожают. На обычных похоронах этого не делают. Опять же — хорны подобный знак уважения очень даже близко к сердцу приняли.
— Так и что теперь получается? Я их командир, что ли?
— По всем обычаям — да. И геморрой ты этим Слону задал… даже и описать не могу! И не только ему, кстати говоря…
Догадываюсь… Судя по тому, что подполковник уже куда-то смотался, стоило мне дать команду на отключение защитного поля, да и наш радист тотчас же исчез вместе с ним, в эфире сейчас идет нешуточная перепалка. Впрочем, на то он и командир…
А у меня есть и свои задачи. В решении которых придется проявить всю возможную смекалку.
— Ладно… Пойдем, а то Ма Той уже все жданки, небось, сточил…
Ма Той — так зовут моего переводчика. Впрочем, он не просто переводчик, а еще и старший десятки штурмовиков. Кроме него есть еще трое таких же десятников, но по-английски говорит только он.
С нашим подходом хорны подтянулись, стих негромкий говор.
— Хаэ-но!
