Когда Васильев однажды зашел в редакцию, Анов предложил ему зарифмовать их гекзаметром (от греч. hexametros — шестимерник — древнейшая форма стиха в античной европейской поэзии). Поэт сел, экспромтом написал эпиграмму и прочитал ее присутствующим, среди которых оказались доносчики.
Эпиграмма дошла до нас с сокращениями из-за нецензурных слов, но и то, что дошло, по сталинским меркам, безусловно, тянуло на «высшую меру».
Весной 1932 года Васильев по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов («Сибирской бригады») был арестован, однако осужден не был.
В 1934 году вышла статья М. Горького «О литературных забавах», которая положила начало кампании травли Васильева. Его обвиняли в пьянстве, хулиганстве, антисемитизме, белогвардейщине и защите кулачества. «Алексей Максимович писал, что Васильева надо “изолировать”, чтобы он не оказывал дурного влияния на молодых поэтов»
.
В ответ на статью Горького Павел сочинил эпиграмму:
Пью за здравие Трехгорки.
Эй, жена, завесь-ка шторки,
Нас увидят, может быть,
Алексей Максимыч Горький
Приказали дома пить.
Когда И.М. Тройский прочитал эту эпиграмму Горькому, тот рассмеялся: «Какая умница! Ведь вот одно слово — “приказали”, всего-навсего одно слово. И одним словом он меня отшлепал! Не придерёшься! Приказали! Ведь так говорили о своих господах: “Барин приказали!”, “Барыня приказали!” После этого Горький относился к Васильеву значительно лучше».
Причиной для обвинения поэта в антисемитизме стала эпиграмма:
Гренландский кит, владыка океана,
Раз проглотил пархатого жида.
Метаться начал он туда-сюда.
На третий день владыка занемог,
Но жида переварить не мог.
Итак, Россия, о, сравненье будет жутко,
И ты, как кит, умрешь от несварения желудка
.
Признание таланта поэта сопровождалось оговорками о его чуждости новому строю. Яркая личность поэта стала обрастать сплетнями, как было в свое время с Сергеем Есениным.
С.И. Тройская пишет: «У Павла было много друзей, но было и много недругов. У кого-то поэт вызывал радость и восхищение, у кого-то — раздражение и зависть. Как-то очередные интриганы зазвали Павла в дом поэта Джека Алтаузена и там спровоцировали их ссору. Васильев дал пощечину, а точнее оплеуху, хозяину дома за то, что тот позволил себе оскорбительно отозваться о Наталии Кончаловской…» В январе 1935 года поэт был исключен из Союза писателей, а в июле арестован и осужден за «злостное хулиганство». В феврале 1937 года он был арестован в третий раз и обвинен в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина.
Васильев был включен в сталинский расстрельный список из ста двух человек под номером десять. Кроме него, в этот список попали поэты и писатели Васильев Иван Михайлович, Карпов Михаил Яковлевич и Макаров Иван Иванович. Список был представлен вождю на утверждение 26 июня 1937 года. Вождь размашисто написал поперек обложки: «За И. Ст»., и следом со своими «За» поставили подписи Каганович, Ворошилов, Жданов и Микоян.
Он был расстрелян в ночь с 15 на 16 июля 1937 года в Лефортовской тюрьме в возрасте 27 лет и похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на новом кладбище Донского монастыря в Москве. Реабилитирован. Была осуждена и отправлена в лагерь и его молодая жена Елена Александровна Вялова (Ёлка), обращаясь к которой поэт писал:
Не добраться к тебе!
На чужом берегу
Я останусь один, чтобы песня окрепла,
Все равно в этом гиблом, пропащем снегу
Я тебя дорисую хоть дымом, хоть пеплом.
Но вернуть я тебя ни за что не хочу,
Потому что подвластен дремучему краю,
Мне другие забавы и сны по плечу,
Я на Север дорогу себе выбираю!
Позабыть до того, чтобы голос грудной,
Твой любимейший голос — не доносило,
Чтоб огнями и тьмою, и рыжей волной
Позади, за кормой убегала Россия.
Во времена Большого террора была распространена и такая форма доноса, как публикация «открытых писем общественности».
В «Известиях» за 18 декабря 1937 года напечатано несколько таких доносов на знаменитого режиссера Всеволода Мейерхольда. Кто же и что писал в той газете? Народный артист СССР Борис Щукин: «Вы явились автором целого ряда спектаклей, которые клеветали на нашу советскую действительность…» Главный режиссер Малого театра Пров Садовский назвал театр Мейерхольда «школой формалистических выкрутасов». А прославленный летчик полковник Валерий Чкалов в письме, озаглавленном «Банкротство», пишет: «Театр Мейерхольда для меня всегда был чужим… Я против туманных режиссерских вывертов, извращающих смысл событий и облик героев… Банкротство театра Мейерхольда — это логический конец неправильного, ошибочного пути…» Почему народный любимец написал или подписал это письмо? Мог и от безысходности. В то время над героем уже сгустились тучи, и он ходил, что называется, по лезвию. Как бы там ни было, но подборка доносов была опубликована и послужила аргументом для оправдания ликвидации мейерхольдовского театра, который был закрыт в начале января 1938 года. Были и «закрытые» доносы осведомителей на режиссера.
Всеволод Эмильевич Мейерхольд (настоящее имя — Карл Казимир Теодор Майергольд) был арестован 20 июня 1939 года в Ленинграде. Одновременно в его квартире в Москве был произведен обыск. В протоколе обыска зафиксирована жалоба его жены Зинаиды Райх, протестовавшей против действий одного из агентов НКВД
[37].
В дни следствия Зинаида Райх писала письма Сталину и ходила по Москве, рассказывая о несправедливости. Это был бунт — и реакция последовала… Убийцы проникли в ее квартиру через балконную дверь. Убивали садистски, кололи долго — 17 ножевых ран. Она безумно кричала, но никто ей не помог, люди боялись в те годы ночных криков… В освободившейся квартире Мейерхольда поселились шофер Берии и возлюбленная Лаврентия Павловича. «Райх зверски, загадочно убили через несколько дней после ареста Мейерхольда и хоронили тишком, и за гробом ее шел один человек», — писала в своем дневнике Ольга Берггольц 13 марта 1941 года
[38].
После трех недель допросов, сопровождавшихся пытками, Мейерхольд подписал нужные следствию показания. Есть показания свидетелей, присутствовавших при допросах Мейерхольда. Великий режиссер лежал на полу со сломанным бедром, с разбитым кровоточащим лицом, и следователь мочился на него… Ему приписали участие в троцкистской организации и шпионаж в пользу сразу четырех стран: Японии, Англии, Франции и Литвы. В стенограммах допросов Мейерхольда фигурируют имена Пастернака, Шостаковича, Олеши и Эренбурга — возможно, планируемых вождем на ликвидацию.
