Затем в рапорте рассказывалось о страшных страданиях, на которые были обречены эти люди в плену, о том, что у них фактически не было другого выбора, как только надеть немецкую форму. Рапорт заканчивался словами: «Случившееся произвело на всех очевидцев страшное впечатление. Американские офицеры и солдаты, от которых американское правительство потребовало проводить репатриацию этих русских, проявляют сильное недовольство…»
24 февраля 1946 г. американцы, по той же схеме что и в Дахау, насильственно репатриировали пленных из лагеря в Платтлинге. 21–22 февраля 1946 г. семьям в Платтлинге было разрешено собраться в последний раз. Среди обитателей лагеря царило глубокое отчаяние. 23 февраля в лагерь не допустили даже священника. Власовцы отказались садиться в грузовики и забаррикадировались в бараках. Американский комендант во избежание кровопролития сообщил пленным, что их скоро перевезут в новый лагерь, подальше от советской оккупационной зоны. Обманутые пленники успокоились и были застигнуты врасплох. Лагерь был окружен двумя полками. Утром 24 февраля на территорию лагеря бесшумно вошли еще несколько батальонов — всего в операции было задействовано около 3 тыс. американских солдат. Солдаты вошли в бараки и по двое встали у каждой койки. Мертвую тишину барака прорезал пронзительный свисток. Американцы, с криками и ругательствами, размахивая дубинками, набросились на пленных и погнали ничего не соображавших спросонья людей в одном нижнем белье к лагерным воротам. На замешкавшихся обрушился град ударов. У ворот наготове стояла колонна грузовиков с заведенными моторами. Пленных загнали в грузовики и уже через несколько часов, погрузив в вагоны, повезли на восток. Поезд остановился посреди баварского леса около чехословацкой границы, где его поджидали солдаты в голубых фуражках. Американские и советские офицеры обменялись через переводчика несколькими фразами, и избитых и напуганных солдат высадили из поезда. Ошарашенные, они стояли, сбившись в группы между лужами у самого полотна. Перед отбытием с места встречи в лесу многие американцы заметили, что ближние деревья были буквально увешаны мертвыми телами. По возвращении с акции даже пленные эсэсовцы из соседнего сектора, стоявшие вдоль проволочного ограждения, осыпали американцев презрительной бранью. Сгоравшим со стыда солдатам оставалось только молча прятать глаза (27:410).
Благодаря внезапности операции удалось избежать самоубийств на территории лагеря, и штаб американской 3-й армии смог сообщить в рапорте, что выдача была проведена «без инцидентов». Однако уже в поезде во время пути пятеро пленных покончили с собой, «а число покушавшихся на самоубийство было еще выше». Двое успели нанести себе раны еще в лагере, и одного из них сфотографировали для американской армейской газеты «Старс энд страйпс». Через три месяца таким же образом из Платтлинга была отправлена на восток еще одна группа из 243 русских.
Газета «Таймс» 4 июня 1945 г. писала, что в Берлине «с изменниками из власовской армии советские расправляются скопом». Об обменном пункте в Торгау в статье сказано: «Целое крыло тюрьмы было выделено для приговоренных к смертной казни, большинство которых составляли солдаты армии Власова. Они кричали из-за зарешеченных окон: «Мы умираем за родину, а не за Сталина»».
Военнопленных и перемещенных лиц из Англии, США, Италии и Норвегии в СССР доставляли на судах через Мурманск, Любек, Владивосток и Одессу. В 1944–1946 гг. только из Англии в Советский Союз было отправлено морем 32 259 военнопленных. Большинство интернированных из Англии составляли члены «восточных легионов» и трудовых батальонов Тодта, взятые в плен в Нормандии и привезенные до сентября 1944 г. Среди них было немало женщин и детей. Перед перевозкой англичане переодевали интернируемых пленных в новое военное обмундирование. При отправке в Мурманск и Одессу каждый пленный получал военную куртку, шинель, подшлемник, шерстяной свитер, пару ботинок, шерстяные перчатки, брюки, по двое шерстяных кальсон, нательных рубашек и носков. Каждому выдавалось также одеяло, кисточка для бритья, расческа, рюкзак, бритва, жестяная миска, мыло, бутылка для воды, зубная щетка, вилка, нож, ложка, полотенце и комплекты сухого пайка. Как станет ясно из дальнейшего изложения, большая часть имущества на территории СССР у пленных изымалась.
Так же как и при перевозке по суше, перед погрузкой на суда среди репатриированных возникала паника, и множились случаи побегов и самоубийств. Самоубийства происходили как в лагерях, так и во время погрузки и перевозки. Самоубийцы вешались, ножами и бритвами перерезали себе горло и вены, разрезали животы, бросались с судов в море. Отказывающихся от репатриации на суда доставляли силой. При погрузке из числа пленных отделяли «предателей». К таковым относились скрывающиеся офицеры, лица отказывающиеся от репатриации или подписавшие петиции к властям, а также те, кто вел агитацию за невозвращение. Такие сведения собирали завербованные сотрудниками СМЕРШ из числа пленных осведомители, которые передавали ее офицерам, производящим репатриацию. При перевозках в поездах «предателей» помещали в особых усиленно охраняемых штрафных вагонах, а на судах в изолированных камерах.
Из воспоминаний очевидцев событий — иностранных моряков и военных, присутствующих при передаче интернированных в портах прибытия, вырисовывается совпадающая в деталях «картина» передачи коллаборационистов советской стороне. По прибытии в порт первым по трапу спускался сопровождавший судно сотрудник репатриационной комиссии (офицер СМЕРШа) со списком. Пленных выстраивали на причале, по списку отделяли «предателей», под усиленным конвоем отводили их за сооружения порта и, не особо скрывая акцию от иностранцев, расстреливали.
О том, как происходил прием 10 200 репатриантов, прибывших в Мурманск на двух судах накануне годовщины Великой Октябрьской революции, сообщило Агентство ТАСС 14 ноября 1945 г.: «Прибывших тепло встретили представители уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации советских граждан из Германии и оккупированных ею стран, а также представители местных советских органов и общественности. Волнующей была встреча вернувшихся из фашистской неволи советских граждан с трудящимися Мурманска. Стихийно возник митинг. Один за другим поднимались на импровизированную трибуну советские граждане, насильно оторванные немецкими извергами от Родины, и выражали свою взволнованную благодарность советскому правительству, товарищу Сталину за отеческую заботу о них».
Из рассказа очевидца событий, майора английской армии С.И. Кригина, прибывшего вместе с пленными на судне «Герцогиня Бедфордская», предстает отнюдь не столь радужная картина: «7 ноября в Мурманске я возвращался в машине из штаба военно-морской миссии в порт. По дороге мы миновали длинную колонну репатриантов с прибывшего судна. Создалось впечатление, что с ними обращаются, как с военнопленными вражеской армии. Охранники были вооружены винтовками, на 10–15 пленных приходилось примерно по одному конвоиру. Никаких признаков теплого приема я не заметил. Поведение репатриантов лишний раз свидетельствовало об их униженности. Все они были одеты в английскую военную форму, вещей, с которыми их отправляли из Англии, у них не было, у большинства в руках были маленькие узелки с пожитками».
Но за кулисами творились вещи пострашнее. Лейтенант норвежской армии Гарри Линдстром также прибыл в Мурманск с тем же транспортом, что и русские. Весь день 7 ноября до него доносился треск автоматных очередей. Тогда он спросил двух советских офицеров, находившихся на судне, что происходит. Те ответили, что не знают. На это норвежский репортер Олаф Ритгер не без сарказма заметил, что это, вероятно, дают салют в честь советских военнопленных, вернувшихся из Англии.
