Перестройка сельского хозяйства в России, к сожалению, началась не по Чаянову. Ноябрьский (1929) пленум ЦК ВКП(б) принял постановление «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства», в котором отметил, что в стране начато широкомасштабное социалистическое переустройство деревни и строительство крупного социалистического земледелия. В постановлении было указано на необходимость перехода к сплошной коллективизации. На пленуме было принято решение направить в колхозы на постоянную работу 25 тыс. городских рабочих для «руководства созданными колхозами и совхозами» (фактически их было более 73 тыс.). 15 января 1930 г. Политбюро ЦК РКП(б) образовало комиссию из 21 человека во главе с В.М. Молотовым, которая должна была предложить конкретные меры по отношению к кулачеству в районах сплошной коллективизации. В состав комиссии вошли Я.А. Яковлев (Эпштейн), И.Д. Кабаков, Н.В. Крыленко, С.С. Одинцов, секретари партийных комитетов ведущих регионов страны — С.В. Косиор, М.М. Хатаевич, Б.П. Шеболдаев, И.М. Варейкис, С.А. Бергавинов. Эта комиссия и разработала меры «по ликвидации кулачества как класса».
Комиссией в Политбюро ЦК ВКП(б) был представлен проект постановления «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». 30 января 1930 г. проект был утвержден Политбюро и передан по телеграфу всем местным партийным органам. Комиссией «кулаки» были разделены на три категории: 1 — я — контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение; 2-я — наиболее богатые местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом антисоветского актива; 3-я — остальные кулаки.
2 февраля 1930 г. был издан приказ ОГПУ СССР № 44/21. В нем говорилось, что «в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства — в первую очередь в районах сплошной коллективизации — в самое ближайшее время кулаку, особенно его богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесен сокрушительный удар». Приказ предусматривал: немедленную ликвидациию «контрреволюционного кулацкого актива», особенно «кадров действующих контрреволюционных и повстанческих организаций и группировок» и «наиболее злостных, махровых одиночек». Эти люди были отнесены к «первой категории» и подлежали расстрелу. Массовому выселению в отдаленные северные районы СССР подлежали наиболее богатые кулаки, «местные кулацкие авторитеты», «кулацкий антисоветский актив», «все кулацкие кадры, из которых формируется контрреволюционный актив», «церковники и сектанты» и их семейства — вторая категория. Все их имущество подлежало конфискации. Остальные «кулаки» были отнесены к третьей категории. Их имущество конфисковывалось, но выселению они не подлежали.
Основными «погонялами» при «нанесении сокрушительного удара» по крестьянству и «переломе» его хребта были Джугашвили-Сталин, Каганович, Скрябин-Молотов, Эпштейн-Яковлев, Калинин, Бубнов, Бауман, Каминский, Жданов, Киров, Андреев, Эйхе, Хатаевич, Шеболдаев, Варейкис, Шая Голощекин, Постышев, Чубарь, Гай и Ягода. Подручными Ягоды как главы ОГПУ на местах, так называемыми полномочными представителями, были: Фредберг на Северном Кавказе, Пилер, Круковский и Солоницын в Средней Азии, Пуркис в Закавказье, Заковский-Штубиц в Западной Сибири, Дерибас на Дальнем Востоке, Золин в Казахстане, Райберг, Касперс, Преображенский на Севере, Соколинский, Балицкий и Карлсон на Украине, Блат на Западе, Реденс в Центре, Драбкин, Литвин и Шапиро на Северо-Западе, Райский на Урале и многие другие. Области и районы соревновались между собой за высокий процент коллективизации. Для ускорения применялись репрессивные меры, которые Сталин позднее (в марте 1930) подверг критике в статье «Головокружение от успехов». А пока в списки кулаков мог попасть практически любой крестьянин.
Для обеспечения ускоренных темпов коллективизации репрессии применялись не только к кулакам и середнякам, но нередко и к беднякам — «подкулачникам», «уличенным» в прокулацких и антиколхозных действиях. Для принуждения крестьян к вступлению в колхоз широко применялась угроза раскулачиванием. В многочисленных работах и воспоминаниях очевидцев приводятся факты, когда под угрозой раскулачивания крестьяне были вынуждены вступать в колхозы. Очевидец сообщал о подходе к раскулачиванию следующее: «Дом хороший, давай раскулачивать. Выносят из дома все, вплоть до того, что с ребят снимают обувь и выгоняют на улицу… Вопли женщин, плач детей, разбазаривание имущества, отсутствие учета — все это создавало картину ночного грабежа…»
В литературе приводятся многочисленные факты «перегибов» при раскулачивании. При изучении документов тех лет создается впечатление, что процесс коллективизации состоял из одних перегибов. Вот навскидку несколько фактов. Так, обком ВЛКСМ Центральной Черноземной области отмечает: «Был допущен целый ряд таких вещей, которые дискредитировали идею коллективизации, были случаи, когда комсомольцы отбирали сапоги, тулуп, шапку у кулака, выходили на улицу, одевали все это и чувствовали себя на высоте положения. Были случаи, когда отнимали все вплоть до сапог, а такие крупные вещи, как мельницу, крупные средства производства оставались в стороне. Были случаи мародерства, когда люди дискредитировали себя, забирая такие вещи, которые нам не нужны». Борисоглебские комсомольцы в процессе раскулачивания ликвидировали несколько батрацких хозяйств за то, что дочери хозяев вышли замуж за кулацких сыновей. Среди «перегибов» со стороны проводящих раскулачивание комсомольцев встречались и формы особой жестокости, что следует из действий кирсановских комсомольцев, на общем собрании принявших решение о расстреле 30 кулаков (54). Правда, неизвестно, сами ли комсомольцы привели приговор в исполнение или передали кулаков для «исполнения» в ОГПУ.
Газета «Правда Севера» сообщала о раскулачивании середняков следующее: «В Чебоксарском районе «сгоряча» раскулачили несколько середняков и даже бедняков. Раскулачивание происходило без участия бедняцко-середняцкого схода и при игнорировании сельсовета. Это раскулачивание кончилось тем, что один из раскулаченных середняков в Чебоксарском районе наложил на себя руки». Об аналогичных нарушениях сообщает и газета «Рабочий край»: «Вместе с кулаками страдают и середняцкие хозяйства. В деревне Власове вынесено постановление — взять на учет имущество не только кулаков, но и середняков. В четырех сельсоветах проводились опись, обыск и конфискация имущества у крестьян, имеющих только по одной лошади и по одной корове, никогда не пользовавшихся наемным трудом и не лишенных избирательных прав».
Так происходило по всей стране. Для обеспечения более эффективной борьбы с кулачеством и расхитителями социалистической собственности по инициативе И.В. Сталина было принято Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», получившее в народе названия «закон о трех колосках», а также закон «семь восьмых», «закон от седьмого-восьмого», указ «7–8».
За хищение колхозного и кооперативного имущества, хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте закон предусматривал расстрел с конфискацией имущества, который при смягчающих обстоятельствах мог быть заменен на лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. В качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны «кулацких элементов» предусматривалось лишение свободы на срок от 5 до 10 лет. Осужденные по этому закону не подлежали амнистии. Закон подписали Калинин, Молотов и Енукидзе. По этому закону на срок не менее пяти лет осуждались крестьяне даже за кочан капусты, срезанный на колхозном поле. Название «закон о колосках» он получил из-за того, что по нему часто осуждались крестьяне за срез неспелых колосков на полях, и даже за сбор оставшихся на поле после уборки колосьев. Всего, по некоторым сведениям, по закону за 1932–1939 гг. было осуждено 183 000 человек.
