– А теперь все – на проверку мостов, – распорядился Врагов. – До последнего болта.
Только приказ, судя по всему, запоздал. Мощный взрыв сотряс воздух, а по тому, как загудели рельсы, стало ясно: подрыв именно на железной дороге. Собравшиеся принялись тревожно оглядываться и в итоге остановили взоры на Врагове. Тот огляделся с не меньшим волнением, но озабоченность в тревогу не переросла, новых взрывов не последовало, и народ подуспокоился. Только Бубенец не сводил глаз с майора, молча требуя дополнительных пояснений его поведения как начальника контрразведки объекта, на котором прогремел взрыв.
Врагов еле заметно кивнул и отошел в сторонку, приглашая капитана к уединению. Вытащил из командирской сумки листок с заранее заготовленным приказом об усилении бдительности в связи с произошедшей диверсией на железной дороге. Демонстрируя текст капитану, в оставленных свободных местах поставил сегодняшнюю дату подрыва паровоза, уточнил по собственным часам время. Бубенец внимательно наблюдал за творчеством майора, не торопя события. Врагов же, подумав, вписал еще несколько цифр: погибло 5 человек технического состава, ранено 12 строителей, повреждено 50 метров пути. Взрывчатка, скорее всего, находилась среди угля и попала с ним в топку. Паровоз восстановлению не подлежит. Проводятся оперативно-разыскные мероприятия.
– Люблю, когда забрасывается блесна с надежными крючками. На щуку, – удовлетворенно кивнул Бубенец и впервые не без уважения оглядел местного контрразведчика. Ребята работают, хотя и со своего уровня. – Я так понимаю, мчаться к месту подрыва смысла нет.
Врагов, более детально продумавший легенду Антона, осмелился не согласиться:
– Все же желательно появиться, пошуметь. Пообещать кого-нибудь расстрелять или отправить под трибунал.
Уловив согласие представителя Центра, добавил не без гордости:
– Но у меня есть еще одна разработка. Хотел бы с вами обсудить, посоветоваться.
Смершевцы отошли еще на несколько шагов от общей группы. Майор в общих чертах рассказал об Антоне, о школе абвера для подростков и возможности заслать в нее какого-нибудь смышленого пацана. Тянуло за язык сказать о Васильке, заслужить еще большее восхищение во взгляде москвича, но… сдержался. Пусть все же Колька едет в Суворовское училище. Не хочет и не имеет права он брать на себя решение его судьбы. Пусть она распоряжается сама, в каких ипостасях и в каких одеждах идти Васильку по жизни…
Глава 16
В ночь перед пуском пробного состава на стройке никто не спал. Даже там, где все было перепроверено десятки раз, бригадиры снова и снова направляли людей пройти ногами путь, по которому днем прогромыхают колеса вагонов.
Со своего участка бригада Натальи вообще решила не уходить до тех пор, пока не пройдет безопасно состав. После смены вытянулись цепочкой по шпалам, уже никуда не спеша и не веря, что то адское напряжение, которое не покидало их целый месяц, больше не потребуется. Возможно, теперь уже никогда в жизни. В то же время результат труда был грандиозен, он лежал под ногами, и, кроме усталости, женщин переполняла еще и гордость за сотворенное ими. Ведь всего месяц назад здесь шумели леса, лежали овраги, болота, курганы. А еще – завтра домой. В нормальные постели, в бани, к нормальной еде. Привести в порядок ногти, постричься. Постираться. Увидеться с родными, соседями. Сходить на рынок и купить обновки. Или обменять на них ненужное. Это же почти мирная жизнь, как до войны!
С этими думами и брели, выворачивая ноги на щебенке, женщины в начало участка, где располагался бригадный полевой лагерь. Ближе к нему обочь насыпи была уже протоптана дорожка, и все с радостью спустились со шпал на ровную землю. Там Стеша и хлопнула себя по лбу:
– Девки! А у бригадира-то нашего день рождения уже наступил! А мы что? Скричим хоровод?
Ушедшие вперед вернулись, отставшие подтянулись, стали вокруг Натальи, шедшей как раз посредине цепочки.
– Да что вы, еле на ногах стоим, – попробовала выйти она из кольца.
Но женщины хоть и устало, медленно, но закрутились в одну сторону, запели:
Как на Натальи именины Испекли мы каравай. Вот такой вышины, Вот такой нижины…
Бригадир предупреждала не зря: опустившись в своем обозначении каравая вниз, женщины уже больше не нашли сил встать. Прилегли, кто где оказался.
– А давайте загадаем, чтобы следующий день рождения Натальи праздновать уже без войны, – предложила Варя. Имела при этом, конечно, и свою семейную выгоду: если без войны, то, значит, и Василь дома. И, конечно же, с ней, а не у Стешки. Никому его не отдаст, не для того томилась и молилась…
– Хоть бы одним глазком взглянуть, какая она будет, победа, – помечтала о таком царском подарке именинница, глядя в небо.
Все знала Стеша:
– Думаю, она станет летняя. Летом война началась, летом, по правде жизни, и должна закончиться.
И когда все вроде согласились на эту красивость, Груня категорически отвергла прогноз:
– Не каркай! Этим летом фрица разбить уже не успеем, а тянуть до следующего – где ж силы взять? На Новый год! Давайте загадаем победу на Новый, 1944 год!
– Во карикатуры лежат, – усмехнулась недалекости ума у молодежи теперь уже баба Лялюшка. – Типун вам всем на язык. Природа зреет к осени. Вся работа – она до морозов. И у военных командиров тоже.
Про год не уточнила, подразумевался только этот, сорок третий, и все попробовали представить осенний вариант победы. Наверное, Левитан сообщит. Или даже сам Сталин. На весь город пир закатят. Вынесут все столы, поставят вдоль улицы и организуют пир из того, что у кого осталось. На такое дело и последнее не грех выставить.
Но эта осень – она слишком рядом, она сразу за августом, как за кустом, осталось-то всего полтора-два месяца до желтых листьев. Ох, не успеют командиры. А если на следующий год, то опять слишком долго ждать…
Примирила всех Варя, первой затеявшая этот разговор, и опять заглянув в самую суть:
– Главное, чтобы все живые вернулись. А мы бы потерпели.
«Потерпеть» становилось невмочь, но Груня охотно поддержала подругу:
– Потерпим. Хотя повыть иной раз так хочется… На всех русских баб, наверное, после этой войны целой луны не хватит. Точно не хватит!
Все снова посмотрели в небо. Нет на нем луны. И повыть не на что. А и впрямь не то что хочется этого, а просто грудь раздирает боль, скопившаяся внутри.
Чувствуя, что бригада и в самом деле начнет завывать от тоски и тяжкой доли, Наталья дотянулась до бабы Ляли, сунула ей в руки булавку:
– Баб Ляля, ты лучше прихвати мне рукав, а то нитки опять расползлись.
Однако спохватилась поздно, тоска уже разлилась среди женщин, и Стеша затянула:
Как бы мне, рябине, К дубу перебраться. Я б тогда не стала Гнуться и качаться…
Варя, как ни разомлела после работы на солнышке, при первых же строчках нашла в себе силы встать и отойти от певицы. Сделала вид, что ее занимает сбор букета. Груня толкнула морячку:
