Худякова высоко подняла брови.
– Что ему тут делать? Переночевал и в бега пустился! Милые вы мои, его вся деревня знает в лицо! Сдали бы через пять минут. Была у меня мысль, не скрою, сделать для Ваньки что-то вроде схрона, но, во-первых, я такую работу в одиночку не осилю, а Ванька очень слабый был в то время. Во-вторых, у меня же мужички. Они сдадут еще быстрее наших. Благодарности от них ждать не приходится – вон хоть на Василия посмотрите. Нет, Ваня у меня остаться не мог.
– И где он сейчас?
Старуха безмятежно улыбнулась. «Вот же хладнокровная бабка, – с восхищением подумал Сергей. – Макара за нос водила, теперь нас обоих водит».
– Нина Ивановна, я с вами лукавить не буду, – сказал он. – В лесу на болоте мы нашли машину Веры Бакшаевой. Сейчас ее забрал следователь, но я не об этом… Когда мы шли, за нами следил человек. Я пытался его догнать и не смог.
Худякова слушала внимательно.
– Кладбище располагается по дороге к домику егерей, да? И когда вы ходите на могилу убитого Леонида Возняка, ничто не мешает вам пройти чуть дальше и принести вашему сыну еду. Никто ведь не контролирует, сколько времени вы там проводите.
– Незачем Ваньке четыре года здесь околачиваться, – фыркнула старуха.
– Я тоже так думаю, – неожиданно согласился Макар. – Я думаю, он вернулся не так давно и узнал от вас, что Бакшаеву ищут. И решил найти ее первым. Других причин бродить вокруг деревни, как волк, у него нет.
Худякова ничего не ответила.
– Нина Ивановна, отговорите его, – попросил Илюшин. – Он ведь ее убьет.
– Ну и что? – голубые глаза ясно и удивленно взглянули на него. – Пусть убивает.
Повисло молчание.
– А с грехом как быть? – озадаченно спросил Макар. – Вы же верующая…
– Око за око, зуб за зуб. Верка моего мальчика убила, теперь он ее убьет. Все справедливо.
– Она его не убивала…
– Не убивала, говоришь? – Худякова поднялась и встала перед ними в полный рост. Оба непроизвольно отступили на шаг назад. – Она его жизни лишила, Макар. То, что с ним потом случилось, в чем-то и похуже смерти. Ты мне скажешь, что везде люди живут… Везде, да не всякие. Ваня был хороший парень… У Веры ничего не дрогнуло, когда она в суде слова свои лживые говорила, а у меня, значит, должно дрогнуть? Это ее я должна защищать от своего сына? Пальцем не пошевелю! Лучше пусть у меня язык отсохнет!
– Его ведь будут судить за убийство! – пытался увещевать ее Бабкин.
Она рассмеялась.
– Пускай сначала поймают! Четыре года ловят, а он все гуляет, солнце мое!
– Нина Ивановна, вы знаете, где Вера Бакшаева?
Губы старухи плотно сжались.
– Нина Ивановна, дорогая вы моя… Если мы доберемся до нее раньше вашего сына, есть шанс, что мы заставим ее сказать правду о том, что случилось в девяносто первом…
– Нет такого шанса! – отрезала старуха. – И ты об этом знаешь! Такие как Верка лгут, пока у них язык шевелится, и пакости творят до последнего вздоха. А то и дольше! Она уже в могиле будет разлагаться, а черви станут травиться и дохнуть от ее гнилого мяса! Даже земляным тварям навредит. Вот что она такое! Не уговоришь ты ее, не запугаешь и не подкупишь! Она тебе в лицо станет смеяться и кукиши крутить. Понял? А Ванька хорошее дело сделает, если избавит мир от гниды; могла бы – сама бы избавила, взяла бы грех на душу.
Худякова подхватила банку с белилами и пошла к дому.
– Нина Ивановна! – вслед ей крикнул Илюшин. – Кто такой Игорек? У Яковлевой?
– Внук ее, – отозвалась старуха, не оборачиваясь. – Помер в десять лет в городской больничке. А больше я на твои вопросы отвечать не стану, так и знай.
Хлопнула дверь.
– Вот тебе и кроткая старушка, – протянул Макар. – А рассказывает, будто пытается постичь, что угодно от нее Господу… В который раз убеждаюсь: в каждой системе ценностей человек любому своему поступку найдет оправдание!
Бабкин думал о своем.
– Раньше надо было сообразить, что ее сын сбежал! Василий сказал, что как минимум последние два года она не уезжала из Камышовки. Почему? Потому что перестала ездить на свидания. Зачем, если сына там все равно нету?
– М-да, железная старуха. Слушай, а ведь у нас появился готовый кандидат на роль поджигателя.
– Думаешь…
Макар кивнул.
– Думаю, это Иван. Повторить поступок, которого он не совершал, но за который его осудили… В этом просматривается логика. Но что теперь делать нам?
– Донести все, что мы узнали, до следователя, и уезжать, – твердо сказал Бабкин.
– Ты час назад хотел остаться!
– Мне не нравится идея конкурировать в поисках Бакшаевой с беглым зэком. Пусть его ловят те, кому за это зарплату платят.
– Однако у нас так и нет объяснения, где прячется Вера. Хотя…
Макар замолчал.
– Хотя – что?
– Я подумал вот о чем: зная ее характер, не удивился бы, если бы она сама решила выследить Худякова.
– Для этого совсем дурная баба должна быть, – усомнился Сергей.
– Она такая и есть.
Мысли Илюшина от Бакшаевой возвращались к Нине Худяковой. Они знакомы всего несколько дней. В самом начале он опрометчиво решил, что понимает ее, и через несколько часов старуха преподнесла ему сюрприз. Пришлось перенастроить внутреннюю оптику. Он снова, ничему не учась, занес ее во внутреннюю картотеку, в тот ящик, где находились люди умные, стойкие, самостоятельно мыслящие, почти всегда пережившие большую беду; люди с крепким внутренним стержнем, которые, кажется, не ломаются, что бы с ними ни случилось.
А главное – он ей снова поверил.
И что же? Худякова опять повернулась другой стороной.
Это что-то изменило в его отношении? Ни на йоту. Он узнавал о ней все новые и новые факты, но раз сформулированное мнение оставалось неизменным, и если отбросить все красивые слова о внутреннем стержне и крепком характере, в чистом остатке получалось вот что: ему нравилась Нина Ивановна Худякова. Просто-напросто нравилась, что бы она ни совершила.
«В который раз убеждаюсь: независимо от своей системы ценностей человек найдет оправдание поступкам тех, кто ему симпатичен», – подумал Илюшин.
Проходя мимо дома Яковлевой, Макар замедлил шаг. В окне маячил знакомый силуэт.
– Серега, ты иди… Я догоню.
– Рассказать Красильщикову о том, что мы узнали?
– Думаю, можно. И скажи ему, что мы сворачиваемся. Пусть Бакшаева с Худяковым играют дальше в свои игры без нас.
* * *
Тесная комнатка, старушка со штопкой у окна – все выглядело точно так же, как вчера, словно стрелки часов вернулись на сутки и снова начали отсчитывать минуты, которые уже кто-то прожил.
