Справедливости ради необходимо признать, что подобные случаи имели место и среди профессиональных чекистов. Например, весной — летом 1919 года о сотруднике ЧК на Восточном фронте Баканове писали, что он «пьянствует, ведет себя как жандарм, из-за него люди выходят из партии», а председатель Александро-Гайской ЧК С. А. Вышкин был арестован своими же коллегами за изнасилование и жестокое обращение с арестованными.
Впрочем, Чрезвычайные комиссии всячески старались воспрепятствовать проникновению в свои ряды неблагонадежных лиц, некоторые из которых на поверку оказывались белогвардейскими агентами. Так, в конце 1919 года одними только пермскими чекистами за различные преступления были расстреляны четверо их сослуживцев, один из которых — за шпионаж
[426].
* * *
По другую сторону фронта ситуация была диаметрально противоположной. В отличие от ВЧК, пронизывавшей всю систему советского государственного управления
[427], белогвардейская контрразведка была ориентирована в основном на обеспечение безопасности армии и правительства от угроз, исходивших «снизу».
Борьба с коррупцией среди высших чиновников, снижавшей авторитет власти в глазах народа, на военный контроль не возлагалась. Это была прерогатива МВД, несмотря на то, что именно работники данного министерства в наибольшей степени запятнали себя злоупотреблением полномочиями. В итоге коррупция в «белой» Сибири достигла таких масштабов, что даже взяточничество перестало считаться поводом для отстранения от должности
[428].
Контрразведчики предупреждали колчаковских министров и военных руководителей о том, что коррупция представляет собой серьезную угрозу безопасности управленческих структур Сибири и может быть использована для организации большевистской пропаганды
[429]. Однако к этим предупреждениям мало кто прислушивался, и, более того, чиновники стали активно препятствовать работе военного контроля
[430], почувствовав в нем опасность.
Попытки преодоления коррумпированности в высших эшелонах власти оказывались безрезультатны, лишь вгоняя правительство в кризис. Это не могло не отразиться на морально-психологической устойчивости армии и тыла, и без того сильно подорванной чередой поражений на фронте. Так, к концу 1919 года органы контрразведки были вынуждены констатировать полную деморализацию действующей армии
[431], а отношение крестьянского населения к антибольшевистским силам выражалось фразой: «Раньше у красных был непорядок — их гнали, а теперь у белых — их гоним»
[432]. Это же нашло отражение и в сводках Особых отделов, где данные о просоветском настроении крестьянства
[433] стали появляться заметно чаще, чем раньше.
Это стало поводом для активизации большевистских агитаторов, численность которых в тылу армии Колчака, благодаря деятельности Сибирского бюро ЦК РКП(б) в 1919 году, была доведена до 200 человек
[434]. В результате, согласно докладам начальника белогвардейского Военно-цензурного бюро полковника Н. К. Павловского, «настроение тыловых частей неустойчивое ввиду того, что солдаты кадровых полков живут под сильным давлением большевистской подпольной пропаганды»
[435]. Фронт разваливался на глазах, и контрразведка была бессильна это предотвратить.
Итогом сложившейся ситуации стал ряд поражений Белой армии в декабре 1919-го — январе 1920 года, что, в конечном счете, привело к полному поражению антибольшевистских сил. Остатки армии Колчака бежали за границу, а самого Верховного правителя свергли в результате восстания в Иркутске, а потом расстреляли.
Так закончилась кровопролитная Гражданская война на Востоке России, давшая немало материала для дальнейшего осмысления места и роли спецслужб в системе военного управления государств с разными социально-политическими системами, хотя цена получения этой информации была непомерной.
2.3. Контрразведывательные органы противоборствующих сторон на Южном фронте
Гражданская война в России представляла собой сложный и многогранный феномен, повлекший разрушение ранее существовавшего государственного устройства, с одной стороны, и целую комбинацию новых социокультурных процессов — с другой. Раскол страны в условиях образовавшегося вакуума легитимной власти привел к перерастанию политического конфликта между приверженцами большевиков и их противниками в военное противостояние, ареной которого стала вся Россия. Это противостояние носило ожесточенный характер и реализовывалось в разнообразных формах, одной из которых стал массовый террор по отношению к идейным врагам, их сторонникам и даже мирному населению, пассивному к вооруженной борьбе.
На современном этапе многие историки придерживаются мнения, что красный террор имел классово-целенаправленную форму, а белый — реваншистско-истероидную. То есть корни террористической деятельности сторонников антибольшевистского движения лежали в области психологии и психопатологии белых, в то время как такие же действия большевиков, родившись из «стихийного самосуда толпы рабочих», в ходе Гражданской войны регламентировались политическими установками правящей партии и правительства
[436]. Последнее было актуально и для так называемого черного террора анархистов, обусловленного в основном политико-экономическими мотивами.
Общеизвестно, что одну из немаловажных ролей в осуществлении красного, белого и даже черного террора сыграли контрразведывательные службы противников, что было характерно для большинства участников Гражданской войны практически во всех регионах страны. Несмотря на это, история участия органов по борьбе со шпионажем в массовых репрессиях в течение 1918–1920 годов пока еще не нашла детального отражения в научной литературе. Постараемся исправить это упущение, рассмотрев террористическую составляющую в работе контрразведывательных органов противоборствующих сторон на Южном фронте Гражданской войны, так как именно на этой территории данный вид деятельности осуществлялся всеми без исключения противниками в наибольшем масштабе.
