Южный, как и многие сахалинские города, вытянут с юга на север; энергостанции располагаются в северной части. Угольная централь не интересовала меня, модельную же станцию, работающую на мертвецах, я посетила.
Инженер, молодой приятный человек по фамилии Одзаки, даже не взглянул на предъявленное предписание префектуры, он сказал, что сейчас, по причине жары, станция функционирует в половину мощности, так что он вполне может провести экскурсию. Я ничего против не имела. Одзаки выдал оранжевые каски, и мы приступили к осмотру.
Если честно, модельная энергостанция меня немного разочаровала. Я ожидала встретить что-то более инфернальное, однако станция мало чем отличалась от обычной электроцентрали, работающей на угле или мазуте. Мертвецы были лишены индивидуальности и напоминали скорее бревна. Одинакового размера, одинаковой толщины, черные, похожие на топливные брикеты. Они подавались в печи с помощью конвейеров, процедура была практически полностью автоматизирована, и лишь в конце дежурил человек, поправлявший брикеты.
Успешен ли был этот эксперимент? Инженер Одзаки ответил, что более чем успешен. Мертвецами топить выгодно и экологично: во-первых, они горят в полтора раза дольше угля при равном количестве выделяемых калорий, во-вторых, при горении не выделяется радиоактивных веществ, которые накопились в выросших после Войны деревьях. Если какой-нибудь Алксандровск может топить исключительно деревом, не думая о последствиях, то Южный последствия предполагает. Опять же, эта перспективная технология позволяет утилизировать мертвецов, которых в противном случае попросту некуда было бы девать.
По подсчетам инженера Одзаки, осуществленным им с помощью Департамента Статистики, даже если не принимать в расчет нелегальную миграцию с континента, уже существующего количества населения хватит для работы станции на шестьдесят лет, что многократно окупит затраты по ее строительству и содержанию.
Инженер Одзаки проводил меня и Ерша в свой кабинет и угостил чаем и пирожками, не забыв подчеркнуть, что электричество, на котором приготовлен чай и испечены пирожки, почерпнуто из мертвецов. Как многие японцы, вынужденные нести службу на Карафуто, Одзаки был открыт и охотно отвечал на многочисленные вопросы.
Он рассказал, что в городе и в его окрестностях в изобилии распространены полузаконные или вовсе незаконные начинания и городская администрация закрывает на это глаза. Повсеместное воровство угля, совершаемое зачастую с прямого попустительства и участия работающих в энергетике каторжных специалистов, стало обычным делом и закладывается в планы в графу «потерь при транспортировке». Буйно процветает переработка в белковый порошок моллюсков, выбрасываемых на анивское побережье и тайно добываемых там ночной порой; разумеется, практически все моллюски активны, однако это мало кого смущает – вместе с наборами прессованных белковых батончиков на рынках продают сразу антидот, украденный с военных складов. А есть еще топливные склады, расположенные для пожарной безопасности на самых западных границах города, склады тянутся вдоль сопок и издали напоминают череду муравейников, собранных из упавших деревьев, причем некоторые из топливных складов давно превратились в жилища – сушеные ветки спрессовались с прелой хвоей и мхом, проросли травой и образовали холмы; что творится в этих обителях преступности и беззакония, доподлинно неизвестно.
Понизив голос, инженер рассказал о существовании некоей нелегальной биржи, где каждый желающий может обзавестись «смердом» – китайцем, который за определенную плату готов поступить фактически в рабство на определенный срок, на год или на три. Изобилие незанятого населения делает этот вид услуг чрезвычайно востребованным, иметь в своем услужении одного или нескольких смердов считается приличным; причем некоторые смерды не заняты ни в производстве, ни в услужении, ни вообще хоть в какой-то осмысленной деятельности, их задача всюду таскаться вслед за своим владетелем и создавать вокруг него дружественное многолюдие. Иногда для забавы своего господина они устраивают ссоры с людьми другого владетеля, причем порой эти ссоры втягивают в себя улицы и целые кварталы, перерастают в небольшие войны, сопровождающиеся веселыми погромами и поджогами.
Наемные люди недешевы, но востребованы, поскольку иметь своего человека считается престижным. Этим, по сути, рабством балуются многие, особенно условно свободные поселенцы, которым тем или иным способом удается сколотить капитал или получать его от родственников из Японии.
Инженер покачал головой, то ли с одобрением, то ли с завистью.
Некоторые из чиновников префектуры, продолжил Одзаки, снискавшие благосостояние возле казенных средств, заводят себе оркестры и театры, в которых поют и играют фактически добровольные невольники. Девятого или шестнадцатого числа на пруду Реставрации в центре города можно увидеть необычную картину – по водной глади скользят расписные лодки, заполненные песенниками и актерами. Сегодня же там разгул насилия и дикости, совершаемый на потребу местной китайской знати и морально деградировавших японских поселенцев.
Я сказала, что на площади Реставрации сегодня уже была, и спросила инженера про будущее.
Всего мы провели на модельной станции два довольно насыщенных часа, и все это время рикша нас услужливо дожидался. Я была щедра на чаевые. Перекусив пирожками и чаем, я решила отказаться от обеда и велела рикше без промедлений везти нас в «Легкий воздух», последнюю каторжную тюрьму, которую я должна была посетить на острове.
О Южном как признанной столице каторжного края известно гораздо больше, нежели о других сахалинских городах. Впрочем, и сам город своим видом, расположением и атмосферой рассказывает о себе немало. Здесь сильно, пожалуй, сильней, чем в Холмске, чувствуется перенаселение, уже и центр города застроен неряшливыми китайскими фанзами, напоминающими коричневые древесные грибы, раскиданные по окрестным холмам. Люди здесь живут везде, иногда кажется, что каждый метр используется под обиталище, и к существующим будкам пристраивают все новые и новые, создавая порой весьма необычные дома. Хотя назвать эти сооружения домами в полном смысле этого слова нельзя, это скорее некоторые устройства для житья, сооруженные из любого подходящего материала. Распространены и пользуются популярностью у жителей дома, сложенные из нефтяных бочек, в основании железных, а в верхних этажах пластиковых; каждая бочка в таком строении является самостоятельным отсеком, в котором умещается и умудряется существовать отдельный человек, а иногда и два; издали эти конструкции похожи на пчелиные соты. Дома из морских контейнеров, проржавевшие насквозь. Я видела дом, построенный из угольных вагонеток, и этот дом, по меркам квартала, считался достаточно престижным. И дом, вылепленный из глины, целую улицу таких домов.
Впрочем, есть и фешенебельные районы, они располагаются по склонам сопок и на возвышенностях, и здесь можно встретить не только глиняные дома, но и деревянные, построенные, скорее всего, из ворованного леса. Японский квартал в Южном выглядит так же, как подобные кварталы в других японских городах, и напоминает родину.
Сахалин удивляет на каждом шагу. Странным сочетанием природы ослепительной красоты, просторов, солнечного света и вездесущей грязи, обязательного отчаянья, запечатленного во всех встречных лицах, привычного, что уже как отчаянье оно не воспринимается. Здесь вы не встретите ни одного человека, в фигуре и жестах которого не отразилась бы каторга, здесь все одинаково сутулы и прижаты к земле, от последнего корейца, живущего лапшой из сушеных земляных червей, до господина префекта, получающего к завтраку омлет из трех яиц и чашку горячего шоколада из старых запасов. В суставах людей живет постоянная расслабленность, сами люди то и дело оглядываются, а когда видят незнакомца или человека, кажущегося им опасным, покорно уступают дорогу; жизненная сила, которая должна присутствовать в людях, здесь растрачена. Продолжается не жизнь, но мучительное и безнадежное доживание, и, глядя на толпы мертвецов, еще не успевших превратиться в топливные брикеты, я понимаю замысел профессора Ода, его интерес, его мысли.
