— На рейде, в море, в двух милях отсюда. Мы решили не показываться раньше времени. Да ты и сама так приказывала, Рони. Придем в лагуну, как и договаривались.
— Не сомневаюсь. Но тебя что-то тревожит. Я не права?
Бэкли сердито запыхтел трубкой и нахмурился.
— Какой-то фрегат тащится за вами от самой Кубы, — сказал он. — Мы сперва думали, просто курс совпал, но нет — он маневрирует, как и вы. Большой, судя по всему, военный фрегат.
— Я видела его. — Леди Дредд тоже явно тревожила мысль об этом «сопровождении». — Поначалу думала, что это вы так неосторожно подошли к нам близко. Но Бартоломью дал мне свою подзорную трубу, и я поняла, что это другое судно. Считаешь, оно нас преследует?
— Хотел бы думать, что это не так. А ты уже зовешь Робертса запросто — Бартоломью?
— Да, — она ответила, как обычно, просто, не пытаясь недоговаривать. — Он нравится мне, дядя Генри. Странно, но нравится.
Старый моряк посмотрел на своего капитана и понял, что находит в Веронике немало перемен. Нет, она была прежняя, спокойная, немного резкая, уверенная. Но что-то появилось в ее взгляде, что-то, отчего ее лицо сделалось мягче, будто в нем проявились какие-то прежде не заметные черты.
— Я был бы только рад этому! — проговорил он. — Но только как же быть с тем письмом? С тем, что в нем написано про твоего отца и…
Она жестом остановила старика.
— Знаешь, дядя Генри, если это правда, то совсем не важно, нравится ли мне Бартоломью Робертс. В этом случае он умрет. Другое дело, что у меня появились основания сомневаться в этом.
— Ты полагаешь, что лорд Джонатан, или как его там, написал неправду?
— Полагаю, что лорд Джонатан здесь ни при чем. — Она хмурилась все сильнее, и старый моряк видел, что ее мучает сомнение. — В любом случае — через пару дней мы во всем разберемся. А теперь слушай приказ: пока не придем на место, пока все не кончится — глаз не спускайте с этого английского морячка, с этого Эдварда Глостера, который так услужливо привез мне письмо от графа.
Услыхав эти слова, Бэкли вынул трубку из зарослей своей бороды и сплюнул за борт с таким видом, какой бывает у рыбака, когда с его крючка срывается крупная рыба.
— Что? — Глаза Вероники сузились и сердито блеснули. — Он что, сбежал?
— Именно так. — Штурман отвел взгляд, чувствуя себя виноватым, хотя по-настоящему виноват был не он, а матросы «Черного алмаза», проспавшие английского гостя. — Еще там, в Сант-Яго, в тот вечер, когда ты отправилась на «Виолетту». Мы все ждали утра, чтобы сняться с якоря и плыть за вами. И вдруг обнаружили, что каюта офицера пуста. Взял и удрал, мерзавец!
— Ну, положим, он имел право уйти — он же не был нашим пленником. Однако его поведение многое объясняет. И тот сюрприз, что мы получили на Мартинике, появление этого странного фрегата. Хотелось бы, чтобы и письмо получило то же самое объяснение. Очень хотелось бы!
— Хотелось бы, чтоб Бартоломью Робертс не был виноват в гибели адмирала? — голос старого штурмана дрогнул.
— Да, дядя Генри. Я уже получила недавно один удар. Не хотелось бы получить и второй. Хотя что там говорить! Бартоломью понравился мне уже после того, как я получила письмо.
— Нет, — возразил старик. — Раньше. Еще тогда, когда ты в облике русалки помогала ему ловить жемчуг. Помнишь?
Она ответила улыбкой на улыбку, но ее глаза при этом оставались серьезны и печальны.
— Я ведь не говорила тебе, дядя Генри, о том, что рассказал мне тот пират, который хотел убить французского лейтенанта и чуть не ухлопал меня.
— И что же он рассказал?
— Он рассказал о том, от кого Тич Черная Борода узнал тогда, шесть лет назад, о плане моего отца. Я-то думала, что это Роберт, мой прежний жених. Но тот поклялся, что это не он — он только выдал Тичу корабли с богатым грузом и богатых пассажиров, за которых тот содрал выкуп с губернатора Чарлстона. Но, оказывается, у пиратов был в порту еще один шпион. Шпион, которого никто никогда бы в этом не заподозрил. Бедный слепой нищий, что сидел возле причала и просил подаяния. У него был поразительный слух! Он слышал и различал голоса на таком расстоянии, с которого, кажется, и выстрела не услышишь. Вот он-то и услыхал, о чем отец разговаривал со своими офицерами возле флагманского корабля. А так как корабли вышли в море не сразу, слепец успел сообщить дружкам Тича, что ждали в порту, и те поспешили упредить своего предводителя, а тот приготовил отцу ловушку.
Генри Бэкли слушал, не веря себе. Когда Вероника замолчала, он схватил ее за руку.
— Это?.. Рони! Не может быть!
— Может, дядя Генри, может. Слепца звали Витторио. Это он потом слег, заболев лихорадкой, в порту на Тортуге, куда перебрался из Чарлстона. Это там мы его подобрали и вылечили. И он ходил с нами на «Алмазе» целых два года, и его слух служил нам так же надежно, как когда-то Тичу. Он потому и стал служить мне, что не мог простить себе гибели адмирала Дредда.
— Но откуда же он?..
— Узнал, что я — Вероника Дредд? Мой голос он тоже слышал не раз — я часто бывала с отцом в порту и на корабле. Когда я бросила пиратство, мы оставили Витторио на Ямайке. Помнишь? Я купила ему дом и денег дала до конца жизни.
— Так вот почему после Мартиники мы зашли на Ямайку! — воскликнул почти с отчаянием старый штурман. — Мы там вовсе не Робертса искали. Ты нашла Витторио?
— Конечно. Он там и живет. В том доме, что я ему купила.
— Живет? Но я думал, ты…
Она посмотрела на старика с таким укором, что ему стало не по себе
— Знаешь, дядя Генри, я, конечно, дурной человек. Но слепого калеку убить было бы слишком даже для меня. Мне просто важно было услышать это от него самого. Пускай теперь живет с этим.
Оба некоторое время молчали. Со стороны гавани по-прежнему доносились крики рыбаков, разгружавших лодки, а на проходившей мимо камышовых зарослей дороге заскрипели телеги, груженные сахарным тростником. Время двигалось к полудню.
— Я пойду! — Вероника встала и так же легко, одним прыжком, вернулась из лодки на берег. — И мне очень важно, чтобы «Алмаз» вовремя пришел в лагуну.
— Придет, — твердо пообещал Генри Бэкли.
И, проводив девушку взглядом, вновь принялся набивать свою трубку.
Спустя сутки шхуна «Виолетта», пройдя мимо порта Чарлстон, бросила якорь в продолговатой лагуне посреди сплошь заросшего зеленью островка.
— А теперь надо ждать отлива, — сказала капитану Робертсу леди Аделаида (он до сих пор думал, что ее зовут именно так). — Людей можно отпустить на берег — напиться здесь негде.
Лагуна была в это утро особенно красива. На море стоял штиль, а здесь, в защищенной от ветров бухте, вода стала ровной, словно ее разгладили ладонью, и сияла великолепной голубизной.
