Духовой оркестр после небольшого перерыва заиграл другой вальс. Вокруг музыкантов образовался кружок разномастных слушателей. Седой высокий мужчина с военной выправкой, слегка поклонившись, пригласил нарядную даму средних лет. Танцевали красиво, как в старом советском кино.
– Танцевать хочу! – вдруг сказала Саша, покачиваясь в такт музыке и продолжая наблюдать за парой. – Так давно не танцевала.
Надя посмотрела на нее с удивлением, но сочла уместным промолчать: давно! Месяц назад в Ялте, в ресторане «Ореанда». Сама рассказывала, как ей с Муратом аплодировала публика за «Ламбаду»!.. Хочет танцевать… значит, хочет жить. Надя откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и сказала:
– Все будет хорошо. – Голос ее звучал устало. – Все будет хорошо, – повторила она, как затверженный урок, и добавила без перехода: – Сашка, мне посоветоваться нужно. Может, это неуместно сейчас?
– Не говори глупости, – встрепенулась Саша.
Надя вздохнула:
– Не знаю, что делать…
– Это ты про контору свою?
– Это я про себя, – поправила Надежда. – Хотя и про контору тоже. Мне тут работу предложили.
– Да что ты? Какую?
Надя на секунду замялась и сказала, глядя себе под ноги:
– Горничной.
Александра опешила:
– Как… как горничной?
– В гостинице. Которую наша контора строит. Я тебе рассказывала.
Тонущий по всем признакам колосс проявил неожиданную для громоздких габаритов прыть и сообразительность: склепал акционерное общество не то открытого, не то закрытого типа, и теперь это АООТ или АОЗТ развернуло строительство собственных бизнес-центра и гостиницы, надежно прилепившихся к серому бетонному боку конторы. «А что, молодцы ребята, не стушевались, – отреагировала тогда на информацию Александра. – Деньги-то у них откуда?» А деньги у них – натурально, от верблюда, судя по тому, как часто стали попадаться на глаза группы смуглолицых, черноглазых дяденек в чалмах и военных френчах, важно шествующих по коридорам конторы. Торговля военной техникой для развивающихся стран шла, видимо, успешно: к концу лета строительство бизнес-центра и гостиницы с бассейном, теннисным кортом, рестораном должны были завершить. Уже сейчас начинают набирать штат. Только из своих – места блатные. И хотя никто фишку в этом бизнесе не рубит («ничего, обучимся, что мы, дурнее других, что ли?»), предполагается, что комплекс окупит себя в ближайшее время и прибыли будут заоблачные. Директором будущей гостиницы назначили Надину коллегу, хорошую знакомую, можно сказать приятельницу, – Тамару, человека толкового, порядочно. Она и предложила Наде по-дружески место в отеле.
– И стаж не прерывается, – с тоской добавила Надя.
– А получше она тебе не могла места предложить? – мрачно сказала Саша.
– Получше – уже разобрано, а потом – что я умею в этом деле?
Александра обхватила лоб ладонью:
– Бред, бред какой-то! Горничной!.. Надо искать работу… Ну там, секретарь-референт, я знаю?..
Надя усмехнулась:
– Ты отстала от жизни. Женщина в тридцать семь лет по нынешним понятиям – перестарок.
Духовой оркестр душевно затянул «Утомленное солнце». Обе женщины молча закурили.
– Неужели все так непоправимо? – вздернула плечами Саша. – Неужели нас вот так вот, взашей вытолкнут из жизни?.. Неужели ничего не остается, как согласиться на горничную? Не верю!
Говоря откровенно, и Надя не могла принять это предложение ни умом, ни сердцем, ни всей своей прожитой 37-летней жизнью. Даже от безысходности. Стиснув зубы и скрепя сердце. Воистину: нет ничего тяжелее для человека, чем жить в эпоху перемен.
– Тамара говорит, весь штат гостиницы – от горничных до портье – инженеры из нашей конторы, девки нашего возраста, со многими я в командировках вместе была.
– Это, конечно, радует, – скривила рот Александра.
– Еще она говорит, – вспомнила Надя, – что есть перспектива: начать с низов, освоить, двигаться дальше, изучать английский, освоить компьютер, пойти на гостиничные курсы…
Александра некоторое время напряженно соображала, потирая подбородок. Потом развернулась лицом к Наде, тряхнула ее за плечо.
– Надька, это в корне меняет дело! Что ж ты молчала? Это значит, есть куда развиваться, было бы желание. Бизнес-то с нуля начинают, можно сказать, вслепую, все в одинаковом положении неофитов. Это шанс! Начать все сначала. Двигаться дальше. И само дело человечное такое – давать путникам приют. – Александра оживилась, глаза загорелись, лицо порозовело. – Мне всегда была тошна мысль, что ты работаешь на войну.
– Не на войну, а на оборону! – уточнила Надя с достоинством.
– Это одно и то же, не придуривайся. Орудие убийства есть орудие убийства. Надька, может, это судьбоносный момент твоей жизни, а?
– Но гарантий-то никаких! – сказала Надя угрюмо. – Можно так и загнуться в горничных.
В ответ Саша тихонько запела, глядя Наде прямо в глаза: «Вот – новый поворот, что он нам несет? Омут или брод? Там не разберешь, пока не повернешь, пока не повернешь… э-э…»
Надя улыбнулась. Сашин энтузиазм всегда вдохновлял ее.
– Белка, вдумайся: ты всю жизнь, с института проработала в одной-единственной конторе, прожила в одной, маминой, семье, ничего не меняла в своем привычном окружении. Может, пришла пора?
Надя в сомнении покачала головой:
– Страшно.
Александра приблизилась к Наде, подняла к небу указательный палец и произнесла сильно низким, вкрадчивым голосом:
– Только течение сохраняет горный поток чистым. Вода же котлована застаивается, превращаясь в зловонное болото!
– Китайцы?
– Нет, индусы.
– Ладно, буду думать! – вздохнула Надежда. И добавила, мягко взяв Камилову за руку: – А говоришь, в тебе жизни нет. Есть, Сашка!
Дома Надя Маркова осторожно забросила пробный шар: за воскресным завтраком в тесной пятиметровой кухоньке рассказала про строящуюся гостиницу, про перспективы (все – в радужных тонах и превосходной степени) и наконец (со смешочком, будто к ней это и не относится) про место, которое ей предлагают. Дальнейший ход событий оказался предсказуемым, и смешочек Наденькин Зинаиду Михайловну не обманул. Глаза ее мгновенно побледнели от испуга. У сестры Веры глаза тоже внезапно выцветали на нервной почве.
– Да ты в своем уме-то! – вскричала мама и со звоном опустила чашку на блюдце, расплескав на стол чай. – Вера, дай тряпку!
Обе сестры встали за тряпкой. Неторопливая Вера дала Наде опередить себя по пути к раковине и снова опустилась на свой табурет. Пока Надя вытирала за мамой, Зинаида Михайловна рисовала страшную картину Надиного будущего и сулила подзаборную жизнь без пенсии на старости лет, если только дочь по дурости своей покинет организацию, которая ее справно кормит столько лет. Зинаида Михайловна вместе с дочкой Верочкой почти сорок лет проработала мастером на «свечном заводике», расположившемся на другом конце города, почти в пригороде, и гордилась своим постоянством, всеобщее уважение заслужила, а менять место работы… От добра добра не ищут! Инженер! В горничные! В прислугу! Сортиры за кем-то мыть! Позорище. Сказать кому – стыдно. Для этого, что ли, мать ее растила, кормила, учила!
