Надя не удержалась и засмеялась.
Из дверей гостиной высунулась Симочка:
– Что это вы тут в коридоре затаились? – спросила она, постреливая любопытными глазками. – Между прочим, там Сашка предлагает всем в бутылочку играть… – Она прыснула в ладошку.
– Та-ак, началось… – сдвинула брови Надя и быстрым шагом направилась в гостиную.
Александра в соломенной шляпке, поигрывая кружевным зонтиком, стояла посередине комнаты и, дерзко сверкая глазами, вопрошала публику:
– Так будем играть в бутылочку?
– Сашка, охолонись, а? – попросила Надя, приблизившись к Александре. – Здесь же родители!
Александра будто не слышала.
– Вот ты, мама, когда последний раз играла в бутылочку?
Маргарита Сергеевна вздернула голову, сердито посмотрела на дочь, но быстро нашлась, бросила с игривым вызовом:
– А вот не скажу!
Бронислава Семеновна тихонько засмеялась и призналась смущенно:
– А я даже не помню, по-моему, никогда.
Сидевший в уголке Леонид Борисович оторвался от журнала «Знание – сила», приподнял очки на лоб и уставился на жену:
– Как же ты не помнишь, Броня, в пятидесятом году, на студенческий Новый год! После этого я на тебе женился, – хихикнул он.
– Да-да, правильно, – спохватилась она, и щеки ее зарумянилась, – только это было в пятьдесят первом.
– Зрасте-пажалста, пятидесятый год это был, у Гуревича отмечали всей группой, играли в бутылочку.
– Пятьдесят первый, Ленечка.
– Дуся моя, у тебя всегда было плохо с хронологической памятью, – начал сердиться Леонид Борисович.
– Ладно, пусть будет пятидесятый, – привычно уступила Бронислава Семеновна. Она сделала глоток сока и тихо сказала себе под нос: – Пятьдесят первый.
В дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – оживилась Александра.
Вадим пошел открывать и вскоре вернулся посмурневший.
– Это к тебе, – сообщил он жене.
Александра, не выпуская из рук кружевного зонтика, пошла в прихожую.
– Кто там? – тихо поинтересовалась Бронислава Семеновна.
– Сашин одноклассник, – пояснил Вадим скучным голосом.
В прихожей, как соляной столб, стоял Ванька Стрельцов:
– Привет! А я к тебе, – радостно сообщил он.
Александра на мгновение замялась, соображая: присутствие на семейном празднике Ваньки было неуместным. Ваня – это совсем другое кино.
– Сегодня день рождения у Тани, – сказала она.
– Это кто?
– Это моя дочь, – напомнила Саша и ткнула его зонтиком в грудь.
– Ну так и слава богу! – сказал он, снимая куртку. – Есть за что выпить.
Александра взглянула на него с недоумением:
– А ты – наглый!
– Ага, – заржал он.
«Да и черт с ним!» – подумала она, взяла его за руку и повела в гостиную.
– Знакомьтесь – Иван, мой одноклассник.
– Ножик-то не зря упал, – заметила Симочка, радуясь своей наблюдательности.
– Присаживайся, Ваня. А мы тут, видишь ли, собрались в бутылочку играть. Не хочешь с нами?
– Отчего же? – довольно развязно сказал он. И снова неприлично заржал.
Тут он увидел, наконец, сидящую через стол Сашину маму, удивленно приподнял брови, сконфузился, непроизвольно сложил руки по швам, вобрал голову в плечи: «Здрасте, Маргарита Сергеевна».
Саша оглядела гостей смеющимся чумным взглядом, будто наслаждаясь всеобщей растерянностью.
– Для начала выпей, Ваня, с нами, – увещевала она нарочито ласково, – давай я за тобой поухаживаю.
– Может, прекратишь игрище, – прошептала подруге Надя. – Ты что, не видишь, что он уже пьян. Это детский день рождения, не забыла? Хочешь скандала?
– Кстати, а где все дети? – воскликнула Александра, озираясь.
– Дети играют в детской, – сказала Бронислава Семеновна с мягкой укоризной. – Не пора ли, Сашенька, детям подать десерт, уже восемь, нам с Таточкой завтра в театр. Да и я бы чашечку чая выпила.
– Как же, а горячее? – спохватилась Саша.
– Горячее уже подавали, – напомнила Надя, не глядя на Александру.
– Кто?
– Я.
Во время десерта заговорили о политике. Герман горячо объяснял, что он – патриот. «Вот помяните мое слово, через пару лет мы не узнаем Россию! Какой прорыв сделан: свобода слова, гласность, книги, которые мы можем читать, не рискуя угодить на рудники… Надо ценить!.. Свободное предпринимательство… Да, слабые вымрут, это неизбежно, но зато как жить интересно!» Почему-то он говорил все это, обращаясь в основном к Леве, который только что потерял работу в своем научном институте, не выдержавшем первого натиска капитализма. Лева молча кивал и улыбался уголком рта.
– Так для этого всего-то и надо было что перестать запрещать и не пущать. Эко дело, – сказал Вадим.
– Ты – скептик, а я верю, что скоро мы будем цивилизованной страной. Что скажешь на это? – спросил он, обращаясь к матери. – Ты ж у нас, можно сказать, ветеран Куликовской битвы!
Маргарита Сергеевана, будучи весьма умной женщиной, почему-то обиделась на эти слова, так, словно бы они и впрямь намекали на ее реальный возраст.
– «Ветеран Куликовской битвы» скажет: ломать – не строить, – с подчеркнутым достоинством ответила она.
– Да-а, что было, знаем, что будет – увидим, – заметила Бронислава Семеновна, задумчиво помешивая ложечкой чай в чашке.
Александра сидела за столом, выключившись из общего разговора, рассеянно потягивала коньяк и качала ногой.
– Хватит коньяк сосать, – сказала ей Надя, – чаю лучше попей.
Саша отодвинула от себя нетронутую чашку с чаем, подняла голову.
– Интересно, – сказала она неожиданно, – это, должно быть, захватывающее ощущение – спускаться с балкона по связанным простыням! Кто-нибудь из вас спускался по связанным простыням? Неужели никто? – Александра встала, подошла к балконной двери и подергала ручку. – Ваня, сколько простыней понадобится, как думаешь?
Иван выпучил глаза, почесал в голове.
– Навскидку – с десяток будет.
– Почему так много?
– Ну, на узлы уйдет…
– А по диагонали вязать? – Она прищурилась.
– По диагонали – узлы слабоваты будут.
– Давай проверим! – Александра с силой рванула на себя балконную дверь. Треснула пересохшая прошлогодняя бумага для оклейки окон.
– Сестра! – одернул Герман.
