…И, наконец, проснулась. Сырая, холодная рубашка прилипла к спине. Простыня сбилась. Взмокшие ладони продолжали сжимать горло. Ее трясло, словно там внутри, за грудной клеткой, спрятался заяц с прижатыми ушами и дробно бил лапой по ребрам. Сердце запаниковало, сбиваясь с ритма. «Спокойно! – приказала себе. – Не в первый раз». Села на кровати, спустив на пол ледяные ноги, сделала осторожный длинный вдох. Луна смотрела из окна круглым мертвенным оком. Часы показывали половину восьмого – утра, вечера? Вспомнила: вернувшись сегодня с кладбища в пятом часу, рухнула без сил в постель и сразу заснула. На кладбище сильно замерзла, даже ритуальная рюмка водки на помин души не помогла. Народу собралось немного – трое одноклассников да старики-родители. «Мы стареем, а Наточка наша все такая же юная», – говорила Вера Ильинична, очищая от снега овальное фото большеглазой девочки с пушистой косой. «Ну что же ты, Боря, налей ребятам еще по рюмочке, они ж озябли. Закусывайте, пирожки сегодня пекла, в газету завернула, чтоб теплые… Боренька, ты достал пирожки?» И когда старик наклонился и полез в сумку за пирожками, Надя увидела за его спиной высокую сутуловатую фигуру мужчины, идущего по аллее с белыми цветами в руках. И хотя Олег сильно изменился, она узнала его сразу, по безошибочной подсказке сердца. Он заметил их, остановился в секундном замешательстве и быстро прошел мимо. Надя сделала несколько шагов в сторону и постаралась встать так, чтобы Олег не попал в поле зрения Наташиных родителей.
За двадцать лет – Бог миловал – они не разу не встретились в этот день на кладбище, хотя иногда, приезжая, находили две белых хризантемы на могиле. Никто, разумеется, не спрашивал, от кого они: догадывались.
Открутить бы все назад и вырезать из жизни один-единственный кадр: зимний день, дача в Вырице, сбор бывших одноклассников, только что сдавших свою первую сессию…
Поездку организовывала Наденька. Тайком от матери (Зинаида Михайловна не одобрила бы затеи) выпросила у тети Вали ключи от дачи, и та, поколебавшись, дала, взяв взамен слово, что оставят дом в чистоте и порядке. Еще попросила, чтобы муж, Николай Михайлович, Надин родной дядя, ничего не знал, – так оно лучше будет. Как-то все не задавалось с этой поездкой. Наташа чувствовала себя неважно, но все же поддалась уговорам Нади, не желая огорчать подругу и любимого Игоря. На вокзале собралось всего человек десять, на электричку опоздали, добрались до поселка к обеду, ключ от дачи у самой калитки обронили в сугроб и потом долго искали… После лыжной прогулки грелись у печки в большой комнате, пили горячий чай с бутербродами. Наташа сидела на коленях у Игоря, немого капризничала, требовала конфетку «барбарис»… «Дайте же ребенку конфетку, у кого-нибудь есть конфетка?» – сказал Игорь, погладил Наташу по голове и поцеловал в висок. И Надя, как и все, привыкшая к тому, что эти двое – неразлучная влюбленная пара, заметила в них какую-то новую, взрослую нежность. Олег Коптев, расположившийся на полу на огромной медвежьей шкуре, мял бурый мех пальцами: «Настоящий. Откуда это?» «Дядя – охотник», – пояснила Надежда. «Что, натурально медведя завалил?» «Да», – не без гордости за дядьку подтвердила Надя и кивнула на висевшую в углу охотничью двустволку. (Ах, как прозорлив был Антон Павлович!) «Никогда не держал в руках настоящего ружья, – сказал Олег, восхищенно разглядывая оружие. – А ты, Игорек?» – обратился он к другу. «Только в тире», – признался Игорь. Олег просительно посмотрел на Надю: «Можно?» Надя пожала плечом, поколебавшись, сняла с крюка двустволку и протянула Олегу: «Ладно, подержи». Пока допивали чай, Олег, играясь с ружьем, пристроил приклад к плечу, шутливо навел ствол на сидевших напротив Наташу с Игорем, выкрикнул: «Руки вверх!» Наташа сердито замотала головой. Раздался сильный хлопок, больно ударивший по барабанным перепонкам. И вслед за этим глухой тяжелый стук. Наступила мертвая тишина. А потом все, как по команде, вскочили, сорвались с места, натыкаясь друг на друга, бросились вон из комнаты. Никто не издал ни звука, слышен был только тяжелый топот многих ног по коридору. Последним вышел Игорь. Его рука ползла вдоль стены, и на обоях оставался влажный бурый след и еще что-то страшное, желтоватое, липкое. Он посмотрел на свои руки, качнулся и рухнул на пол. Его вырвало. И тогда раздался крик – так не кричат люди, а только дикие, обезумевшие звери. И этот утробный вой оказался Надиным голосом. Все закричали разом, побежали на улицу, увязая в снегу, падая… А то, что минуту назад было большеглазой девочкой, наматывающей кончик пушистой косы на музыкальный палец, осталось лежать там, за дверью, обезображенным, раздробленным телом, и изумленная душа неохотно покидала свое земное, нежное обиталище, предназначенное для долгой жизни и любви. (Скорбит ли душа об оставленном ею теле?) И никого не было рядом. Все теплокровные уносили себя прочь от того, что уже не принадлежало их человеческой семье. Живое защищало себя от мертвого. Ни у кого не хватило мужества переступить еще раз порог той комнаты. Впоследствии Надя так и не смогла себе этого простить.
Потом был провал. Надя не помнила, кто вызвал милицию и как приехал наряд, как отыскали за домом в сугробе полуживого Олега, составляли протокол, опрашивали свидетелей, и как она потом добралась до дома. В памяти осталась почему-то только маленькая Анечка Белова, которую случайно обнаружили на веранде под столом, покрытым плюшевой скатертью, и пытались извлечь, а она стучала зубами и цеплялась пальцами за дубовую ножку.
День своего совершеннолетия Надя встретила в зале суда, где выступала в качестве свидетеля. В который раз ей предстояло объяснять, что все происшедшее – трагическая случайность, никто не мог предположить, что ружье заряжено, в том числе и Олег, когда нажал на курок. Женщина в синем мундире продолжала задавать ей вопросы, и Наде чудился в них какой-то подвох, нехороший умысел. «Свидетель Маркова, в каких отношениях был обвиняемый с Натальей Герц?» Надя запнулась. Весь класс знал о существовании любовного треугольника «Олег – Наташа – Игорь». Оба друга долго соперничали, прежде чем Наташа предпочла Игоря, но суду совсем не следует этого знать, потому что неизвестно, какие будут сделаны выводы и как это отразится на судьбе Олега. «Свидетель, вы расслышали вопрос? В каких отношениях…» И Надя говорила, запинаясь, что в хороших, товарищеских, у них вообще был очень дружный класс и что Олега Коптева она знает с первого класса, и только с лучшей стороны… И когда наконец Надю освободили от пытки и разрешили занять место в зале, она вдруг встретилась глазами с Верой Ильиничной и увидела в ее взгляде укор, боль, недоумение, словно подруга ее единственной дочери не оправдала тайной материнской надежды на возмездие. Получалось, что дочь Наташу убил замечательный во всех отношениях парень, отличник, победитель городской олимпиады по химии, студент университета, надежный товарищ, любящий сын… Не зверский бандит, не насильник, не враг. И никто не виноват, что нет больше Наточки. Поскольку злодеяние не содержало в себе зла. И наказывать некого?
Олегу дали пять лет, как за непредумышленное. Был еще один человек, ставший случайной жертвой в этой истории: Надин дядя, Николай Михайлович, мамин старший брат, охотник-любитель, по рассеянности оставивший роковой патрон в ружье. В зал суда он еще вошел свободным человеком, подтянутым производственным начальником, привыкшим отдавать команды, а покинул его уже в наручниках, приговоренным к трем годам лишения свободы за халатность, повлекшую за собой… У тети Веры, сильно сдавшей за время следствия, там же, в зале, после объявления приговора случился сердечный приступ, и ее увезли на «скорой» в больницу. «Вот, что ты наделала», – сказала Наде заплаканная мать. И это был еще один приговор. Да, это она, Надя, изначально во всем виновата: втайне от родителей взяла ключи от чужой дачи, своими руками сняла со стены злополучное ружье и отдала Олегу… Если бы не она, все были бы сейчас живы, здоровы и вполне счастливы. И не смыть, не содрать вместе с кожей своей вины и памяти о ней. И мир никогда не будет прежним!
