ДРЕВНИЙ КИЕВ БЕЗ МИФОЛОГИИ
Рассказывают, Главное политуправление Советской Армии однажды издало приказ пресекать слухи о том, что Киев основан евреями, и утверждать, что Киев основали славяне
[104]. Не знаю, издавал ли подобное распоряжение Президиум Академии наук, но если не печатная буква, то крепкий дух его постоянно витал в академических кругах советских историков, особенно на Украине. Этим духом проникнут не только первый приведенный выше тезис академика-секретаря, но и целая концепция Б. Рыбакова о неком «Полянском союзе племен», якобы образовавшемся вокруг Киева и давшем начало Киевской Руси. В этой концепции племена восточных славян политически зреют без всякого вредоносного влияния извне; окончательно созрев, они объединяются вокруг самого спелого в их среде племени полян; Киев, основанный в начале VI века Полянским князем Кием, становится политическим центром этого племенного союза; со временем главенство в союзе каким-то образом прибирает к рукам тоже славянское, но более южное племя русь, однако на троне остаются потомки Кия, чья династия пресекается с гибелью ее последних представителей, Аскольда и Дира, от руки захватчика Киева Вещего Олега. Строго говоря, эта концепция никак не согласуется даже с ПВЛ, где Кий княжит не в большом племенном объединении, а всего лишь «в роде своем», если и вовсе не трудится от зари до зари перевозчиком; Киев — не крупный политический центр союза племен, а «мал градок», платящий дань хазарам; Аскольд и Дир — не наследственные правители древней Полянской династии, а худородные «находники» не южного славянского, а северного варяжского племени. Не подтверждается она и археологией. Город Киев, тот, который стал столицей Древней Руси, как мы уже успели выяснить, возникает отнюдь не в рыбаковские «времена Кия», а на полтысячи (!) лет позже. Что же до великого «Полянского объединения племен», то никаких следов не только «объединения», но и самих «полян» археологи не нашли.
В VIII–X веках, то есть в период расцвета в среднем Поднепровье рыбаковского «Полянского союза», Днепр служит границей между двумя обширными археологическими культурами: луки-райковецкой на правобережье и роменско-боршевской по левому берегу. Первая традиционно сопоставляется с летописными древлянами, вторая — с северянами. Для приютившихся, если верить ПВЛ, на днепровских берегах между теми и другими полян места просто-напросто не остается. Ничем археологически не отличается Киевщина IX–X веков от остального правобережья Днепра. То есть, повсюду на правом берегу живут одни древляне, а на левом — одни северяне. Никаких «полян».
Обе археологические культуры, луки-райковецкая и роменско-боршевская, считаются славянскими, но если первая наследует безусловно славянской прага-корчакской культуре и тем самым является славянской, если так можно выразиться, во втором поколении, то предшественница второй из них — пеньковская — вызывает у ряда археологов определенные сомнения в своей стопроцентной «славянскости». В любом случае, поскольку обе археологические культуры в
X веке сливаются в единую древнерусскую, славянские компоненты оказываются абсолютно преобладающими в последней. Но не единственными. Насколько можно судить по доступной открытой печати, из земли Киева удалось извлечь лепную керамику прага-корчак и луки-райковецкую, то есть славянскую разных периодов, а также гончарную салтово-маяцкую, то есть хазарскую. Конечно, этих данных слишком мало, чтобы делать окончательные выводы, но они позволяют представить себе предположительную картину рождения «матери градам русским», наиболее вероятную с учетом всего, чем мы располагаем сегодня.
В VI–VII веках на территории нынешнего Киева периодически возникали, какое-то время жили и вновь исчезали небольшие славянские поселения, перемежавшиеся со стоянками забредших кочевников, в разные периоды алан, авар и булгар. В периоды относительного мирного затишья в причерноморских степях оседлым обитателям Среднего Поднепровья удавалось добираться до Черного моря и совершать кое-какие торговые сделки в ближайших греческих полисах, Ольвии, Керкинитиде и Херсонесе. Возможно, наоборот, какие-то византийские купцы, проплывая по Днепру, заплывали в прибрежные славянские поселения. Но последнее маловероятно: что для греков такого притягательного в этой глухомани, до которой добираться надо через каскад труднопроходимых порогов? Скорее всего, единичные греческие монеты, найденные в киевской земле, были привезены местными «предпринимателями», время от времени добиравшимися до ближайших византийских владений. В VII веке какие-то славяне приобрели опыт более дальних походов, вплоть до византийской столицы, сопровождая авар под стены Константинополя в 626 году. Но нет никаких оснований утверждать, что те славяне были с берегов Днепра.
В середине VII века хазары захватили Крым. Вероятно к концу того же столетия под власть хазар попало и Среднее Поднепровье. На территории Киева арабские монеты VIII–X веков, найденные по одиночке и в составе одного большого клада (200 монет), позволяют предположить, что именно этот период соответствует на Киевщине «хазарскому игу» ПВЛ. Оказавшись в Хазарском каганате, с VIII века Среднее Поднепровье до некоторой степени приобщилось к восточной цивилизации, но только в качестве сателлита и данника. Судя по количеству найденных в Киеве арабских монет, поток материальных ценностей в тот период шел главным образом с Днепра в Хазарию в форме различных даней и поборов, но был несоизмеримо меньшим в обратном направлении. Похоже, хазарам днепровские кручи понадобились не столько как торговый центр, торговать в котором было просто не с кем, а удобное место для пограничного укрепления не первостепенного значения. Выглядит вполне вероятным, что именно хазары уничтожили старое славянское поселение на Замковой горе и построили свою небольшую крепость на Старокиевской.
Фактическая оккупация Поднепровья венграми в 830-е годы вынудила хазар перенести западную линию пограничных укреплений с Днепра на Дон, где они построили новую более серьезную крепость Саркел. Отпавшее от хазар и лишенное мадьярами связи с Черным морем, Среднее Поднепровье вновь на полвека превратилось в захолустье с редким и подвижным населением, наиболее оседлую часть которого составляли, по-видимому, местные луки-райковец-кие и роменско-боршевские славяне.
Но вот, на рубеже IX и X веков произошло сразу несколько важных для будущего Киева событий. С хазарского благословения печенеги изгнали мадьяр из Причерноморья, вследствие чего Киевщина возвратилась под крыло Каганата. Днепр, до того полностью заблокированный оккупировавшими его берега полуоседлыми венграми, снова превратился в торговый путь местного значения, на котором, однако, все еще сохранялась опасность подвергнуться нападению кочевников-печенегов. Вследствие активизации судоходства по Днепру в устье Почайны все чаще стали появляться корабли с его верховьев (из Смоленска-Гнездова) и, возможно, даже с Волхова (из Ладоги и Рюрикова городища). Благодаря удачному сочетанию всех этих факторов кучка заброшенных сел на днепровских кручах постепенно преобразилась в оживленный восточный городок. Не европейский средневековый, а именно восточный, хазарский. Как констатирует Э. Мюле и даже признает Б. Рыбаков, в этом городке не было кремля и посада, линий укреплений и дворцов знати. Киев начала X столетия больше походил на большой разноязыкий восточный базар и караван-сарай.
