У последней была своя отдельная, хорошо обставленная комната, и одна из кухонных служанок, помимо своих ежедневных обязанностей, прислуживала ей. В этой комнате верхние слуги собирались для завтрака, чая, а иногда и для ужина. Однако на обед они спускались вниз в общую столовую, и все нижние слуги вставали и ждали молча, пока верхние не занимали, согласно субординации, свои места за столом. Во главе его с обеих сторон сидели дворецкий и домоправительница. По правую руку от нее – кухарка, а по левую – горничная леди. По обе стороны от дворецкого размещались его помощник и кучер. Дворецким произносилась молитва, и далее все приступали к еде. Нижние слуги не решались сами начинать разговор. Они были слишком заняты тем, чтобы следить за своими манерами за столом. Тот, кто не умел пользоваться ножом и вилкой, старательно скрывал это, перенимая у старших слуг «сложную науку» держать приборы. Верхние также молчали, приберегая разговоры до того момента, когда после главного блюда они поднимались в комнату домоправительницы на чай с пудингом.
По субординации английского дома горничная или лакей не могли напрямую пожаловаться леди или джентльмену на несправедливость. Считалось недопустимым первыми начинать разговор с господами, несмотря на то, что они видели своих хозяев каждый день. Слуги, как и дети, должны были быть слышны только тогда, когда к ним обращались.
В своих лучших качествах английские дворецкие и лакеи были величественны, уравновешенны, обходительны, учтивы, почтительны и готовы к услугам, которые они выполняли, не роняя своего достоинства. Многие иностранцы завидовали хозяевам, имевшим таких слуг. Один из них жаловался на то, что, приехав в дом к очень образованной даме во Франции, был поражен, увидев, как лакей, положив сахар в чашки гостей, намочил при этом свои пальцы. Более того, заметив, что носик чайника засорился, он преспокойно продул его, чтобы освободить от заварки. Подобное было невозможным в Англии, и британских слуг часто увозили в Америку, Австралию и Европу. До сих пор дворецкие из Англии придают солидность любому дому.
В пьесе Генри Филдинга «Урок отцу» героиня Люси осуждалась за то, что была влюблена в лакея. В свое оправдание она воскликнула: «Да, в лакея! Но он выглядит и говорит в тысячу раз более похоже на джентльмена, чем сквайры Фоксчейз или Танкард. Он даже пахнет совсем как джентльмен! У него так аккуратно уложены волосы, сверху вниз напомажены сахаром, как пирожное, с тремя симпатичными кудряшками с каждой стороны. Его ноги в белых аккуратных чулках стройны, как у высокой красивой птицы; а в руках у него всегда трость, которой он качает взад и вперед и которой он свалит с ног любую собаку, которая вздумает меня укусить!» Это описание слуги начала XIX века.
О важности некоторых лакеев и дворецких ходило много анекдотов. Дворецкий одной важной особы однажды сказал графу Вюртембергскому, когда тот, постучав, поинтересовался, дома ли хозяин, что он еще спит и не стоит его беспокоить.
«- Почему же ты не попросил его подождать, не пригласил в дом? – негодовал аристократ, узнав об этом. – Разве ты не знаешь, что это иностранный принц? Что он королевской крови!
– Нет, сэр! – последовал ответ. – Я думал, что он обычный граф!»
Британские слуги были известны не только своей вышколенностью, но также и привычкой к чаевым. Разорившийся ирландский пэр, в ответ на приглашение поужинать, заметил князю Ормондскому: «Если ваша светлость будет давать мне гинею каждый раз, когда мне нужно будет дать на чай вашим слугам, то я согласен принять ваше приглашение! Иначе, я слишком беден!» И после этого гинея высылалась с каждым приглашением на обед. Другой обедневший аристократ Александр Поп получал пять гиней от князя Монтегю. Сатирик доктор Шеббер заметил, что такая система создает английским аристократам дурную репутацию: «В то время как хозяева с невинным видом притворяются, что не замечают, как гости расплачиваются за свой визит, давая чаевые слугам, те, в свою очередь, невнимательны и дерзки, потому что знают, что не из кармана их светлости они получают свои деньги».
Один ирландский аристократ, лорд Таафи, известный своей эксцентричностью, как-то открыто заметил своим гостям: «Если вы хотите что-то дать, то дайте лучше мне, ведь это я оплатил этот ужин!» В начале века довольно обычным явлением было построение слуг в холле во время проводов гостей. При этом они открыто протягивали руки за получением вознаграждения, которым каждый уходивший гость чувствовал себя обязанным их оделить.
В доме, хозяином которого являлся господин выше среднего достатка, но без претензий, давалось два шиллинга шесть пенсов каждому верхнему слуге, и шиллинг три пенса нижнему. Если гость был высокого ранга: известный, богатый человек или заморский принц, то от него ожидались чаевые уже совсем другого уровня. Прогон «сквозь строй» мог стоить ему десяти фунтов – годовое жалованье горничной в богатом доме. Время от времени гости протестовали против таких поборов со стороны слуг. Об этом говорит популярная история об одном госте-капитане, которому его вещи – головной убор, шпагу, трость и часы – принесли разные лакеи, каждый из которых рассчитывал получить чаевые. Когда последний принес перчатки, капитан отказался их принимать, сказав, что они слишком изношены, чтобы заинтересовать даже перекупщика, и оставил лакеев без подачки.
Другие гости, покидая дом и видя протянутые руки слуг, пожимали их вместо того, чтобы лезть за кошельком, а некоторые награждали каждого слугу яблоком. Некий офицер срезал серебряные пуговицы со своего мундира и вложил их в протянутые ладони. В доме одного герцога разгорелся настоящий скандал, когда покидавший ужин гость стал утверждать, что при пожатии руки стюарда (управляющего) вложил в ладонь двадцать гиней, а слуга уверял, что ничего не получил.
«Разве это не отвратительный и жалкий фарс, когда самые великие люди в королевстве вынуждены давать такое представление?» – восклицал современник. Джентльмены, известные тем, что старались избегнуть вознаграждения чужих слуг, либо не приглашались более, либо становились предметом всевозможных насмешек. Вот что говорил по этому поводу один из таких гостей: «Если я осмеливался попросить вина, то после бесконечного ожидания я получал слив из всех бокалов в грязной рюмке. Если я протягивал тарелку, то лакей видел всех гостей, кроме меня, и я был вынужден есть баранину с рыбьим соусом, и анчоусы с яблочным паем. Когда же я уходил, то в кармане пальто я обнаружил бумажку с чем-то невыразимо отвратительным внутри. А когда выкрикнули мою карету, то оказалось, что сбруя на лошади была порезана».
Чаевые ожидались не только от гостей, приходивших на ужин или живших в доме некоторое время, а даже от посторонних людей, по каким-то причинам зашедших к хозяину. Если такой визитер не позаботился о том, чтобы вложить в ладонь дворецкого или лакея наградные, то скорее всего ему говорили, что хозяина нет дома. Таким образом, часто слуги определяли, с кем видеться их джентльмену, а с кем нет. Один слуга написал как-то в известный в то время журнал «Мир»: «Хороший лакей тот, кто хорошо знает свое дело, старается сделать все возможное, чтобы не допустить к столу своего хозяина людей ниже его по своему статусу». При этом, естественно, собственные интересы ставились на первое место, поскольку от таких гостей бесполезно было ожидать чаевых.
