В какой-то момент кажется, что они вот-вот подерутся, хотя с какой бы стати им драться? Потом вижу, что Кардан держит в руке соль из моей корзинки. Противоядие. (Интересно, оно-то зачем мне нужно?) Он смотрит на Валериана, подбрасывает соль, и ее рассеивает по земле ветер.
— Да что с тобой? — Кардан презрительно кривит губы. — Ну вот умрет она, и что? Кого разыгрывать будешь?
— Не умру. — Я не хочу, чтобы они расстраивались. Чувствую себя хорошо. Пожалуй, даже лучше, чем когда-либо за всю жизнь. Я рада, что противоядия больше нет.
— Принц Кардан? — вмешивается Ноггл. — Ее нужно доставить домой.
— Какие все сегодня скучные, — говорит Кардан, но ему самому, суд я по тону, совсем не скучно. Наоборот, кажется, что он едва сдерживается.
— Она не хочет домой. — Никасия подходит, наклоняется и гладит меня по щеке. — Не хочешь, так ведь, милашка?
Меня уже начинает тошнить от медового вкуса во рту. Я ощущаю легкость. Я разворачиваюсь, как знамя на ветру.
— Мне бы хотелось остаться. — Здесь все так чудесно. И Никасия просто сияет.
Не уверена, что все хорошо, но чувствую себя распрекрасно.
Все такие удивительные. Даже Кардан. Раньше он мне не нравился, а теперь я думаю, что вела себя глупо. Я широко и счастливо улыбаюсь ему, хотя он и не отвечает тем же.
Ничего, просто не надо принимать все на свой счет.
Ноггл отворачивается, бормоча что-то о генерале и глупостях, а еще о том, что принцам недолго носить голову на плечах. Кардан смотрит ему вслед, сжимая кулаки.
Несколько девушек рассаживаются вокруг меня на траве. Они смеются, и я смеюсь вместе с ними.
— Впервые вижу, как смертная пробует эльфийские фрукты, — говорит одна из них другой. — Она это запомнит?
— Если только кто-то не наложит чары забвения, — раздается у меня за спиной голос Локка, но не злой, как у Кардана, а приятный. Я поворачиваюсь к нему, и он трогает мое плечо. Какая теплая у него ладонь.
— Она не захочет, — смеется Никасия. — Ей бы еще кусочек яблока.
При воспоминании о яблоке рот наполняется слюной. Сколько их, блестящих и золотистых, валялось на тропинке по пути в школе. Кляну себя за глупость и жалею, что не остановилась, не подобрала.
— Так ее можно расспросить кое о чем? — интересуется Морагна. — О том, о чем спрашивать не принято? И она ответит? Не смутится?
— А с чего бы ей смущаться, если она среди друзей? — Никасия щурится, как кошка, которая только что съела сметану и готова подремать на солнышке.
— Кого из нас ты больше всего хотела бы поцеловать? — спрашивает Флоссфлауэр, придвигаясь поближе. До сих пор мы едва перебросились парой слов, и теперь я рада, что она хочет подружиться.
— Я бы хотела поцеловать вас всех. — Они покатываются со смеху, а я смотрю на звезды и улыбаюсь.
— Ты носишь слишком много одежды, — замечает Никасия и, глядя на мои юбки, неодобрительно качает головой. — И они уже испачкались. Их нужно снять.
А ведь правда, как это я не замечала, что платье такое тяжелое. Представляю себя совершенно голой в лунном свете, с серебристой, как листья над нами, кожей.
Я поднимаюсь. Все вокруг как будто немного скособочилось. Начинаю стягивать одежды.
— Ты права. — Меня охватывает радость. Платье соскальзывает и разливается под ногами мелкой лужицей. Белье на мне обычное, из мира людей — черный бюстгальтер и трусики в зеленый горошек.
Все смотрят на меня как-то странно, словно никогда такого белья не видели. А еще все вокруг сияет и блестит, так что, если смотреть долго, начинает болеть голова.
Какое мягкое у меня тело, как покачиваются груди, вот если бы не мозоли на руках... Под ногами теплая земля, мягкая трава щекочет голые подошвы.
— Я — красивая, да? — Мне интересно знать мнение Никасии.
— Нет, — отрезает она, бросая взгляд на Валериана, и поднимает что-то с земли. — Ты совсем не такая, как мы. — Слышать такое неприятно, но я не удивлена. Рядом с ними любая покажется бледной тенью, смазанным отражением отражения.
Валериан показывает на висящие у меня на шее бусы: высушенные красные ягоды, нанизанные на длинную серебряную цепочку.
— Это тоже надо снять.
Я заговорщически ему киваю.
— Ты прав, они мне больше ни к чему.
Никасия улыбается и протягивает руку с какой-то золотистой штукой. Присмотревшись, вижу, что это грязные, растоптанные остатки яблока.
— Давай оближи мне ладони. Ты ведь не против, да? Только сделай это, стоя на коленях.
По кружку одноклассников ветерком проносятся хихиканья и ахи. Они хотят, чтобы я сделала это. А я хочу, чтобы они были довольны и счастливы. Так же довольны и счастливы, как я. И меня
снова манит и влечет вкус яблока. Ползу к Никасии и тут...
— Нет, — передо мной встает Кардан, и его звенящий голос звучит немного неровно. Другие расступаются, дают ему пройти. Он сбрасывает мягкий кожаный сапог и выставляет вперед бледную ногу. — Джуд подползет сюда и поцелует мою ногу. Она сказала, что хочет поцеловать нас всех. Как-никак ее принц все же я.
Снова смеюсь. Даже не знаю, почему я раньше не смеялась так часто. Все такое чудесное, такое удивительное.
Смотрю на Кардана и вижу — с ним что-то не так. В его глазах пламя гнева, желания и, может быть, даже стыда. Мгновением позже он моргает, и на лицо возвращается обычное выражение холодной самоуверенности.
— Ну? Побыстрее, — торопит он. — Поцелуй ногу и скажи, какой я великий и как ты мной восхищаешься.
— Хватит, — резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. — Я отведу ее домой.
— Неужели? — Кардан вскидывает брови. — Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.
— Мне не нравится, когда ты такой, — понизив голос, говорит Локк.
Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно невозможным.
Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови.
— Приятной прогулки.
Локк уводит меня с лужайки, прихватывая по пути чье-то одеяло, которое набрасывает мне на плечи. Фейри провожают нас взглядами. Мы выходим из рощи. Я спотыкаюсь, и Локк поддерживает меня. Некоторые из наставников отворачиваются, чтобы не встречаться со мной взглядом.
Посасываю уколотый палец и чувствую себя как-то странно. Голова все еще кружится, но уже не так, как раньше. Что-то не так, и секундой позже я понимаю, что именно. В человеческой крови есть соль.
