— Нехило, — довольно сказал Артем. — Я, конечно, к коллекционированию равнодушен, но в деньгах это очень даже здорово получается. У деда такие марочки были — закачаешься.
— Марки? У деда? Впервые слышу, что он вообще увлекался филателией, — заявил Гоша. — Нет, парни, я считаю, что мне повезло больше. У Татки дом, который невозможно продать, чтобы не остаться на бобах, у вас никому не нужные бумажки, а у меня тачки. Жаль, что баблосы обломились, но я тачки продам, да и мама поможет. Правда, мамуля?
Ольга Павловна с нежностью посмотрела на младшего сына.
— Ну, что-либо продать ты сможешь только через полгода, когда завещание вступит в силу, — сообщил Гоше Виктор. — А насчет марок ты не прав, потому как всего-навсего малолетний обалдуй. Дедова коллекция марок потянет на пару-тройку миллионов баксов, если не больше. Колька, помнишь, он нам ее в прошлый наш приезд на Новый год показывал? Я не очень помню, что именно там было, но стоимость тогда оценил, хоть и примерно.
— Миллионы баксов? — Лицо у Гоши вдруг стало обиженным, почти злым. — Я так и знал, что эта старая сволочь меня кинет. Всем досталось что-то стоящее, только мне железо, которое, оказывается, еще и продать нельзя. Ну почему? Почему? Я такой же внук, как и вы, но мне он марки отчего-то не оставил.
— Да ты и знать про них не знал, — насмешливо сказал Виктор. — Ты ж пять минут назад заявлял, что это никчемные бумажки, а теперь получается, что они тебе срочно понадобились?
— Да ладно, Гошарик. — Николай безучастно потянулся и повернулся к младшему двоюродному брату: — Ну хочешь, я с тобой поделюсь этими марками, когда они мне достанутся?
— Что это еще за аттракцион неслыханной щедрости? — резко спросила Вера Георгиевна. — Коля, если дед оставил эти марки тебе, то ты ими и владей. Сашкиным детям и так немалый куш достался. Вот еще, нашими крохами с ними делиться.
— Да брось, мама, — Николай беспечно махнул рукой. — По сравнению с мировой революцией деньги — ничто.
— Какой революцией? — Теперь уже Вера Георгиевна всерьез всполошилась. — Ты связался с либералами? С оппозицией? Боже мой, тебя уволят, арестуют… На что ты будешь жить? А что будет с твоим братом? Его уволят из Газпрома.
— Мама, мама, ни с кем я не связался, успокойся. — Николай досадливо поморщился и провел рукой по лбу, как будто у него болела голова. — Главное — жить, а на что — это уже второй вопрос. Но, чтобы тебя утешить, скажу, что меня никто не увольняет, и Витьку тоже.
— Я не поняла, — вступила в разговор Надежда Георгиевна и отправила в рот аккуратное маленькое пирожное со взбитыми сливками, — а что, мне папа разве ничего не оставил? Может быть, вы не до конца дочитали, уважаемый?
— Ни мне, ни тебе, — зло уточнила ее старшая сестра, — только нашим мальчикам.
— В завещании еще имеется приписка, что не указанным в нем родственникам положены доходы от капиталов, находящихся в трастовом фонде. Эту информацию вы уже заслушали от Рафика Валидовича и Нины Григорьевны. — Нотариус слегка поклонился в сторону названных. — Также в завещании указано, что Георгий Егорович Липатов не оставляет ничего своей младшей дочери Мальвине Липатовой, поскольку еще при своей жизни передал ей все, что считал нужным. Дата, подпись. Всё.
— Мальвине? А при чем здесь Алька? Да отец про нее много лет и слушать не хотел. — Вера Георгиевна поднялась с кресла и гневно уставилась на собравшихся: — Что он ей передал? Когда? Он отнял это у наших детей!
— Алька ему тоже дочь, — мимоходом заметил Рафик. — Мне странно, Вера, что ты об этом забыла.
— Она своим поведением вычеркнула себя из списка его детей, — ответила Вера. — Отец много раз об этом говорил. Он не мог ей ничего оставить.
— Так он и не оставил, — философски заметил Артем. — Все, что он считал нужным ей отдать, он отдал при своей жизни. С тем же успехом это могло быть и двадцать лет назад. Так что береги нервную систему, тетя Вера.
— Нет, я все равно не поняла. — В голосе Надежды послышались плаксивые нотки. — Что мне оставил папа?
— Мамочка, — Артем подошел к матери и обнял ее за полные плечи, — ты будешь получать такое же ежемесячное содержание, как сейчас. У тебя будет все, что тебе нужно. И это главное. Правда ведь?
— Чистая правда, — сообщила Надежда Георгиевна и, улыбнувшись, потянулась за новым пирожным.
— Ну что ж, если мы закончили и всем все понятно, то давайте отпустим господина нотариуса и разойдемся, — подытожил Рафик, вставая со своего стула. — Встретимся за ужином, там и поговорим. Если же у кого-то будут вопросы, то я буду здесь, в кабинете, и готов на них ответить. Витя, тебе не интересно, куда и как я вложил деньги фонда?
— Интересно, — Виктор говорил, впрочем, довольно флегматично, — но не настолько, чтобы я тратил на это время. Ты — хороший бизнесмен, Рафик, так что я убежден, что ты сделал все правильно. Ко мне напрямую это не относится, в твоей честности я убежден, так что за маму спокоен. Остальное меня не касается.
— Тебя только что оставили без штанов, а ты спокоен, и тебя ничего не касается. — Марина вдруг вскочила с кресла и нависла над мужем: — Тряпка, слизняк, ничтожество. Да ты представляешь, как бы мы могли жить, если бы ты получил свою долю ВСЕХ денег!
— Душа моя. — Он смерил жену взглядом, в котором сквозила безмерная усталость. — Все свои деньги я заработал сам, хотя мне тут уже и намекали, что своим положением в обществе я обязан деду. Мне на жизнь хватает, Нателлу я тоже обеспечил. Ее задача — получить образование и удачно выйти замуж.
— А я? — В голосе Марины послышались слезы.
— А что ты? — Виктор пожал плечами. — У тебя, моя дорогая, столько шматья и украшений, что впору открывать магазин. Если ты все это не ценишь, то это твоя проблема. Кстати, я не очень понимаю, почему тебя так волнуют размеры моего состояния. Надеешься при разводе захапать половину? Не получится, любимая. Именно для защиты от таких поползновений дед и создал трастовый фонд.
— Мерзавец, дурак, идиот! — Марина все-таки залилась слезами и выскочила из кабинета. Остальные задвигали мебель, заговорили громче, чем нужно, чтобы скрыть неловкость от сцены, свидетелями которой стали.
— Забей, брат, — Николай хлопнул Виктора по плечу. — Вот я потому и не женюсь, что знаю — все беды от баб. Не грузись.
— Да я и не гружусь. — Виктор говорил как-то вяло, как будто из него выпустили весь воздух. — Перебесится — перестанет. Не впервой.
На этом процедуру оглашения завещания можно было считать закрытой.
* * *
Чарушин отозвал в сторону Тату, тронув ее за рукав:
— Нам бы переговорить.
— Да, конечно. — Молодая женщина выглядела рассеянной. — Не обращайте на меня внимания, Никита, мне немного не по себе. Я, конечно, понимала, что дед обязательно оставит мне что-то. Деньги. Честное слово, я не думала о том, сколько. Но получается, что он оставил мне усадьбу, которая представляет собой целое состояние, да еще и средства на ее содержание, которые значительно превышают потребности. С одной стороны, я теперь богатая женщина, которая может себе позволить не работать, переехать сюда и жить здесь круглый год, занимаясь хозяйством. С другой — это не по мне. Я люблю свою работу и никогда не хотела стать рантье, озабоченной лишь вопросом, ровно ли подстрижены кусты и какой соус сегодня подадут на обед. Ну и, кроме того, я просто боюсь, что не справлюсь с ответственностью за усадьбу. Это же только выглядит красиво, но на самом деле кусты все-таки нужно подстригать, платить налоги, чинить прохудившуюся крышу и периодически менять протекающие трубы.
