Дома куча новостей, неожиданных и неприятных. Снят Новиков, вместо него назначен Вершинин. Последней каплей стала катастрофа Ту-4, в которой погиб весь экипаж. Машина новая, только что с завода. Комиссия ещё работает, но слухи уже распространены: заводской брак. Реально это не так! Это — дефект конструкции катапульт. Но, ни мне, ни Туполеву, в своё время не удалось убедить Сталина изменить конструкцию, придуманную американцами. Он боялся не успеть с этой машиной к бомбе. Поэтому запрещал что-либо переделывать по-своему, только копировать. Теперь он приказал снять с производства и с вооружения Ту-4, и заменить их М-3. План выпуска М-3 увеличился до 1200 машин. Они сожрут весь бюджет авиации! А идти к нему сейчас с этим вопросом — бесполезно. Пока он злиться, разговаривать с ним невозможно. Сначала требуется какой-нибудь повод для поощрения, или наоборот: катастрофическое положение. Ну и характер! Ещё четыре завода, то этого выпускавшие Ту-4 переключаем на выпуск «эМок». И начались технологические переделки корпуса, ведь на всех заводах разное оборудование. А это опять постройка опытных образцов, которые придётся «ломать» в ЦАГИ. Опять расходы! Через неделю я не выдержал и пошёл к нему. Он, в первую очередь, обвинил меня в том, что я не смог его переубедить два с половиной года назад по поводу этих самых катапульт. Хоть это и не так, но пришлось признаться, что да, не настоял, но… И тут я ему выложил всё по тем проблемам, которые у нас возникли сейчас.
— Основной вопрос: нам не нужно столько бомбардировщиков. Те, кто подал вам докладную, просто взяли количество Ту-4 по плану и вписали туда слово М-3. А он в два с половиной раза больше по грузоподъёмности и в 4 раза по стоимости, если не в пять, потому, что оборудование и оснастку придётся на трех заводах дополнительно менять. Эти заводы не могут производить корпуса для М-3. Требуется снизить госзаказ до 400 машин. Корпуса делать на трех заводах, а комплектацию можно делать на пяти, максимум.
— А почему ты этого не делаешь?
— Я министр обороны, а не авиационной промышленности!
И тут он мне выписал! Что я бездельник, подлец, что вместо того, чтобы отвечать за порученный участок, я свалил всё на него и так далее! Подождав, когда он выговорится, я напомнил ему, что находился в командировке в Австралии, и решение было принято без моего участия.
— Вечно тебя где-то носит! — пробурчал он. — Особенно, когда что-нибудь происходит.
Посмотрев, кто составлял докладную, он вызвал всех, поставивших подписи в Кремль. Ох, я им не завидую! Характер у него начал портиться, видимо, сказывается усталость и возраст. Ни самого себя, ни окружающих он никогда не жалел. Работали все на износ. Надо бы с ним поговорить об этом, чтобы себя поберёг. Но, не сегодня! Сегодня можно и выговор схлопотать запросто! Он, как и все, не любит делать ошибки. И довольно долго ищет виноватых вокруг, хотя решение принимал лично. Но его не переделаешь, да и нужно ли это?
Матвеев закончил работу по металлокерамике, и макеевский движок, наконец, заработал. Кроме того, Фролов, из его лаборатории, сделал трехслойную титан-магниевую броню. Можно приступать к созданию штурмовика и боевых машин десанта. Ещё одним радостным событием, последовавшим сразу после удачного испытания ракетного монотопливного двигателя Макеева ТРМ-1, стал успешный запуск прототипа «Бури». Прямоточный двигатель, в отличие от всех остальных, невозможно испытывать на стенде. Теоретически его можно запустить в аэродинамической трубе, но трубы со скоростями 3М у нас пока нет. И когда появится ещё не ясно, поэтому, несмотря на дороговизну, мы решили проводить лётные испытания ракеты. Единственное, что выбирали маршрут в стороне от жилых мест. Успешным первый пуск «Бури» можно считать лишь отчасти: мы её не нашли. Пуск состоялся, телеметрия показала запуск прямоточного двигателя. Ракета сохраняла направление и заданную скорость полёта. Затем должен был отключиться двигатель, и последовательно сработать 4 парашюта. Но, телеметрия оборвалась через 30 секунд после остановки двигателя. Путём опроса местных жителей удалось лишь узнать, что два человек видели что-то вроде метеора. Скорее всего, ракета сгорела в воздухе. Но, целью пуска был запуск прямоточного двигателя. Он — работает! Тут же возникло предложение сделать ракету с ручным управлением! Вот же придумали! Строго настрого запретил это делать и пообещал, что если сунуться с этим предложением к Сталину, то вообще закрою проект.
— Делайте надёжную систему управления ракетой! В том виде, как есть, не годится. Вы выбросили просто болванку, а она должна быть УПРАВЛЯЕМОЙ ракетой. А человека туда сажать бесполезно! Это — смертник. Мы, пока не знаем, что происходит за 3М! Узнать это должна телеметрия, а не подопытный кролик. Одно хорошо: летела и не переходила в пикирование. А вот датчиков температуры на ней явно мало. Этот момент вы не отслеживали, Семён Алексеевич. А там трение о воздух таково, что может гореть металл. Поэтому надо найти такую скорость, чтобы и двигатель работал, и корпус выдерживал.
— Четыре датчика стояли. Один из них показывал 230 градусов. Да, датчиков маловато поставлено, но я, честно говоря, не был уверен в том, что с первого раза сумеем запустить маршевый двигатель.
— Готовьте аппаратуру управления, и наращивайте скорость медленно. Важна дальность, а не рекорд скорости. И ещё момент: спуск. Я думаю, что БЧ проще сбросить по баллистической кривой, чем спускать саму ракету. В этом случае, после сброса имеет смысл увеличить скорость и сжечь её в атмосфере.
— Гм, а это мысль!
От Лавочкина поехал к Янгелю, застал его в сборочном цеху, где шла контрольная проверка его РД-9: универсальной ракеты шахтного, мобильного и подводного базирования. Он ходил между восьми групп индикаторов, и что-то отмечал в блокноте. Увидел меня и помахал мне рукой. Я, в белом халате, прошёл к приборам.
— Через три дня заканчиваем и везём в Капустин Яр. Там постоит месяц в шахте, потом пустим. Приглашаю! Макеев божится, что двигатель запустился и отработал на стенде после месяца хранения в цеху, где температурный режим не соблюдался, было достаточное количество пыли. В общем, как мы, они пылинки с него не сдували.
Расспросив его обо всём, поехал в Кремль. Доложил и о Лавочкине, и о Янгеле с Макеевым. Сталин отменил решение Янгеля и приказал пускать ракету сразу, а уже второе испытание проводить по его плану испытаний.
— Нам, как никогда, нужен успех! Так что, проводите испытания до 18 августа. Это политически более выгодно, товарищ Титов. Восемнадцатого августа на параде в Жуковском будет Президент Эйзенхауэр.
Судя по довольному выражению лица Сталина, перечить ему не стоит. Хоть испытания срывай! Дёрнуло меня доложиться! Впрочем, у него не только я курирую эти области, не доложу я, доложит кто-нибудь другой. Что за привычка раскрывать карты противнику! И тут до меня дошло, что он оказался очень достойным моим учеником. Лучшим из них! Сценарий мне понятен. Сталин озорно взглянул на меня:
— Дошло?
— Всё гениальное — просто!
— Действуй!
Две недели я держался на стимуляторах, позволяя себе только полтора часа сна. Мы расписали все наши действия и роли. Мы были готовы.
