— Подпиши! — я увидел свою фамилию, вычеркнул её, и подписал.
— Обиделся? О, даже погоны и награды снял.
— Вообще хотел в гражданку одеться, но ничего не нашлось. Это — моя гимнастёрка сорок первого года.
— Не понимаешь, что есть внешние враги, и есть внутренние. Двух, сегодня, ты на чистую воду вывел. За то, что тебя не предупредили, извини! Так надо было, чтобы заставить их раскрыться. Пока в твоём присутствии на фронте особой надобности нет. Поэтому, поработай с трофеями. Тут под Мюнхеном нашими войсками было захвачено много очень интересного: ракеты, реактивные самолёты, новые танки, «панцеркнаке». В технике ты разбираешься получше многих. Тебе и карты в руки. И ещё, по данным нашей разведки, американцы создают новое оружие. Очень большой мощности. Мы тоже ведём эти работы. Занимается этим нарком Берия. Ему требуется помощник. Он просил дать ему тебя, потому, что кроме самого оружия, требуются средства его доставки. Займёшься этим. Ну а скандал с твоим увольнением, нам только на руку. Уволили, и он исчез куда-то. Вот приказ о твоём назначении. А это — о новом звании. Заслужил. Там нам замечательный ужин приготовили, Павел Петрович. Договорим в столовой!
Ужин и вправду был замечательным! Седло барашка с картофелем — фри, деревенский салат, отличное кинзмараули, фаршированная ветчина с сыром «Пармезан». Сталин хотел познакомиться поближе с человеком, которому будет доверена самая большая тайна страны: ещё не закончив эту страшную войну, СССР начал подготовку к следующей. И противники уже определены.
— По достаточно точным данным, американцы ведут работы по созданию так называемого атомного оружия, товарищ Титов. Работы они начали давно, ещё в 41 году. Ожидаемое время готовности — июнь-июль следующего года. Мы начали эти работы позже, и у нас очень мало делящихся материалов, так как раньше мы этими работами не занимались. Сейчас в Чешских Татрах мы обнаружили достаточное количество урановой руды, которую заготовили немцы для своих исследований. Наши товарищи приступили к вывозу её в СССР. Мы начали строительство завода по обогащению этой руды. Строительство ведёт НКВД. Съездишь, познакомишься. Однако наши учёные говорят, что вес бомбы будет очень большим, и что нужен специальный самолёт для её транспортировки. Таких самолётов у нас нет. Мы поручили бюро Туполева скопировать американский тяжёлый бомбардировщик В-29, интернированный на Дальнем Востоке. Это и будет твоё направление: будешь курировать его постройку и создание этой самой бомбы. Чтобы это можно было использовать, и в кратчайшие сроки. Кроме того, наши специалисты пришли к мнению, что эту бомбу можно запускать при помощи ракет. Это второе твоё направление. Там ещё не сложился коллектив, работу ведут несколько конструкторских бюро, надо разобраться: кто из них реально сможет выполнить эти работы, так как, сам понимаешь, денег у нас немного, и финансировать всех мы не можем. Говорят много, предлагают много, а пока один пшик выходит. Что сам думаешь по этому вопросу?
— Товарищ Сталин, для выполнения этих задач, нам требуется активизировать работу над турбореактивными двигателями. Наиболее удачной разработкой был патент профессора Люльки в Ленинграде.
— Он в Новосибирске у Гудкова сейчас работает. Что-то подобное он предлагал сделать в прошлом году. Но, было не до этого. Хорошо, привлекай его к работе. Забирай его из ОКБ-301. Мы планируем возобновить работу 36-го завода в Рыбинске. Забирай его туда и форсируй эти работы. И ещё, ты в курсе, что твоих родителей расстреляли немцы?
— Нет, я не помню, где родился. И кто они. Знаю из личного дела, что из Полоцка. Больше ничего не помню.
— Всех в 43-м арестовали и расстреляли.
— Надо бы съездить на могилу.
— Не езди, нет могилы. Неизвестно, где захоронены. Где-то в Минске или под ним. — Я расстроился из-за этого сообщения, посчитав, что «подставил» этих людей. Но, потом вспомнил, что такие же сведения были опубликованы и в Интернете. Так что, их судьба не изменилась, и я здесь не причём. Впрочем, даже если и так, то как я мог повлиять на более благополучный исход для них?
— Да, товарищ Сталин, большого смысла в этом нет.
— А вообще, съезди в Полоцк, город сильно разрушен, и твоим землякам будет приятно тебя увидеть.
— И опять объяснять людям, что я их не помню? Не поеду.
— Сам решай! Скольких людей эта война покалечила!
— Да не калека я, товарищ Сталин. Неудобства это создаёт, не спорю, но больным или ущербным себя не чувствую. Да, врачи говорят, что рано или поздно, это аукнется. Так всё равно: все там будем. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» — Сталин усмехнулся здоровой шутке.
— Я, как-то, и не сомневался, Павел Петрович. Мужик ты молодой и крепкий. Есть ещё одно поручение. Я хотел его Голованову отдать, да заболел он крепко.
— Я его с месяц назад видел, всё было в порядке!
— Заболел. Сердце остановилось. Едва жив остался. Он человек очень исполнительный, работоспособный, но, похоже, что перегрузили мы его… Поэтому, возьмёшь на себя формирование воздушно-десантных войск. Те, что у нас есть, ни к чёрту не годятся. Днепр отчётливо это показал. А требуются войска, способные совершить вертикальный охват противника. Это как раз то, что ты и предлагал, когда тебя в ставку переводили.
— Тогда понадобятся новые транспортные самолёты, самолёты могущие сесть на неподготовленную площадку и взлететь с неё, а площадка может быть очень короткой. Поэтому лучше взлетать вертикально. В 32 году Сикорский демонстрировал геликоптер. Что-то похожее на эту машину.
— Делай! Средства — найдём. Сейчас проблема состоит в том, что нет у нас человека, который бы всеръёз занялся бы авиацией. Бегают тут разные, типа Жигарева. Ну не верю я ему. Не верю. Под Москвой он всех так подставил! А сейчас — опять на коне, Новиков ему благоволит, дескать, нужный и своевременный человек. В чём дело, понять не могу.
— Удобный он. И задницу лизать любит. А некоторым это приятно.
— Да, за словом в карман ты в карман не лазаешь, Павел Петрович. Но, точнёхонько. Водится за Новиковым такой грешок. В общем, круг обязанностей ты понял?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Сейчас подъедет Лаврентий с бумажками, он введёт тебя более полно во все вопросы по всем этим вопросам. Кроме ВДВ. Докладывать обо всём только мне лично. Больше ты никому не подчиняешься. Только мне. И ещё, ты же морской лётчик! Загляни в Молотовск, посмотри, что делается. Свежим взглядом.
Сталин сегодня был не совсем обычным. Не знаю, что на него повлияло. Скорее всего, извинялся за историю в Ставке. Не заслуживал я увольнения из армии: наших потерь было три человека, и, в линейном полку, никаких армий я не потерял, то, что врезал изо всех сил «по наглой рыжей морде», «ну, господа, так получилось!». Но, видимо, он уже всё решил. Я ему был нужен в новом качестве. Меня это устраивает. Честно говоря, хочется себя попробовать на более высоком уровне. Да и «должки» надо собрать. Приехавший Берия, долго и упорно объяснял мне, что с «физиками» надо помягче! «Особенно с Сахаровым?» Фиг тебе! Я, конечно, помню плачущего Харитона. Вот же «ЧЕЛОВЕЧИЩЕ»! Но и сучку, крутившуюся возле Сахарова, отлично помню. Посчитаемся. За всё! С другой стороны, я прекрасно понимал и меру ответственности: добрейший и заботливейший, как человек, Сталин мгновенно становился жестким и требовательным, когда дело доходило до неудач. Он любил удачливых. Игрок, по своей сути. Плюс, он любил исключительно тех людей, которые отдаются своему делу без остатка. А те области, в которые он меня засовывает, полны неудач, катастроф, людских страданий.
