Котов не удостоил его ответом.
– А ты, Гайда, скажи лучше, откуда такой отважный воин? Конспекты у него, ты глянь. Ученый, бля, – хищно развеселился Сотник.
– Династия, бля… – невесело отозвался тот.
Было слышно, как он раз за разом сплевывает в песок.
– А, ну-ну.
– Ну, дурачье, пожалеете, – глухо продолжал пострадавший. – Ушаков – тот был не дурак, не вам чета. И то мы под его чутким руководством вот уже сутки ползаем в собственном дерьме, да «двухсотых» полсостава.
Гайдук не рисковал. Он огрызался из укрытия, из-за поваленного бетонного блока.
Котов поднялся, будто ничего не слышал. Отряхнул бушлат.
– Короче, братва, слушай сюда. Нам надо языка. Шучу. В смысле, куда сунуться – ни хуя не ясно, так что будем ловить волну. Сотэ, готовься, расчехляй свою кукушку. Пока что так. Ходу, граждане. По западному склону на высоту. Гайда, вылазь. Держись поближе к массам. Ушаков сказал – Шапинский главный. Давай, Шапка, поднимай народ. Двигай ноги, пока темно.
Ребята поднялись. Я намеренно отстала. Сказать сразу не хватало духу, но и смолчать не подобало.
– Бойко. Проблемы? – спросил Котов.
– Да.
Котов остановился.
– Ну?
Я собралась. От этого голос мой прозвучал придавленно и дурковато, как для анекдота.
– Ты, Кот, сильнее всех. Но если ты еще кого-то тронешь, я отвечу.
Сотник заржал, но вскоре с усилием сдержался и затих. Остальные, как статисты, вросли в пейзаж на фоне. Где-то бухнул снаряд.
– Все? – гнусаво спросил Котов.
– Нет. Ведет один. Ты, раз никто не против. Тебе и отвечать.
– В смысле?
– Сейчас все равно. А как покатит заварушка, я буду слушать тебя, а не Шапинского или кого-то. Взялся сейчас – срулить не выйдет.
– Все? – повторил Котов и через секунду бросил остальным: – Вперед.
Он обошел меня не глядя и двинулся первым.
Такой поворот меня немало удивил. А вот и я, изумленный свидетель чуда лояльности! Понятно, что, подняв свой голос, я одна из всех ничем не рисковала. Проверено: половой иммунитет. Но в человечьей войне авторитетов лились и льются реки крови. Сомнений не было, что Котов не сможет не задвинуть меня на место. Но, видно, не теперь.
Спросил вдруг:
– Кот?
– Что? – не поняла я.
– Ты сказала мне «Кот».
– Да? Не помню. Видать, со зла оговорилась.
– Последний раз меня так называли в третьем классе. Чувак помнил об этой своей ошибке до института, но тут наши пути разошлись…
– Беру назад. Только в обществе Шапки, Сотэ и Довги Кот, по-моему, как раз логично. Нет?
– Настаиваешь? – усмехнулся он беззлобно. – А ты?
– А я – что?
В светской беседе соображала я отнюдь не блестяще.
– Ну, кликуха у тебя была?
– А. Ну да. Я Шавка.
– Чего?
– Шавка, Шавка. Дворняга, в смысле.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– Дети – звери. Тебе не идет.
Я не сдержала смешок.
– Мне нормально. Обращайся.
Он офигел бы, узнав, насколько кличка «идет» мне.
Тропа полого взбиралась наверх, удобная настолько, что местами пропускала двоих плечом к плечу. Гайдук поодаль шел последним. Западный «борт» балки и верно оказался выше восточного. С небольшого плато открывался широкий обзор, на грунте еще читались размытые дождями колеи колес наших гаубиц. Их трассы давали петлю и стягивались к рыхлой песчаной грунтовке, змеиным хвостом охватывавшей наш пригорок.
– А ушли не так чтоб давно… – заметил Сотник, достав рацию.
– Да ладно. Следы-то мытые, – возразил Довгань, нагнувшись к самой колее. – Давненько были. Дня три-четыре. Скоренько собирались, вон развертались, чуть орудие не положили.
Он показал на крутую взрытую дугу с высоким краем много глубже парной.
– Хорош болтать, – встрял Котов. – Валяй, Сотэ. Врубай кукушку. Только бы срослось! Чего там нам советуют команданте?
– Блокпост?
– Да на хрена. Давай передовой командный.
– Два нуля шесть… Прием! Два нуля шесть, я Уганда двадцать три двенадцать, как слышите меня?
– Я два нуля шестой. Вас слышу…
Я подскочила от неожиданности, прочие изумленно вытянули шеи. Голос прозвучал так чисто и отчетливо, будто говоривший стоял среди нас. Сотник замер, боясь спугнуть удачу. Шапинский исподволь перекрестился. Взводный громко сглотнул и от неожиданности не проронил ни слова. Пауза затянулась.
– Два нуля шесть на связи. Ну? Что там у вас?
Сотник очнулся раньше остальных:
– Я Уганда двадцать три двенадцать. Нахожусь на высоте триста пятнадцать и восемь в окрестностях села Песково. Имею потери личного состава. Прошу соединить с начштаба ПКП…
– И хрена ж ты там, Уганда ебаная, делаешь? В Пескове?
Лицо Сотника вытянулось.
– Вас не понял…
– Я говорю, что ты там по кустам шаришься, когда твои браты в крови погибают за Родину? В Пескове пусто, тишь, да мухи не кусают. Чего, соколики? По погребам решили отсидеться?!
Котов вырвал рацию из рук Сотника так, что того мотнуло.
– Слышь-ка, дядя, где ты там. Тебе говорят: взвод двадцать три двенадцать в Песково. Имеем приказ начроты Крушинина пополнить расчет огневой батареи. Батареи здесь нет! Где – неизвестно. У нас потери. Попали под артобстрел. Шесть «двухсотых», включая командира. Хрена, блядь, тебе там не ясно?
– «Потери», блядь, они считают. Тут война, блядь! Под трибунал мечтаете? Пойдете! Всем составом! Я подполковник Головко, приказываю немедленно вернуться в расположение части.
– Куда?!
– Да вы что там, с ума на хуй посходили? Иди воюй, блядь, или скоро твоя баба станет вдовой дезертира. Конец.
Рация умерла.
– Я не понял. Кто из нас кого не понял? – сплюнув спичку, негромко уточнил Сотник.
– Ну, дядя! – прошипел Котов мимо. – Родной ты мой подполковник Головко. Да я ж тя, гада, найду. И скоро, бля…
Желваки на скулах его побелели.
– Что теперь-то?
– Блокпост давай. М-мать…
– Мимо. Тишина.
– Ладно. На хуя нам блокпост… Там теперь, видно, эти суки сепара рулят. Давай штаб операции…
Впустую. Там тоже никто не ответил.
– И че? Этого старого хрена подполковника взад. Давай, ПКП повторить.
