Подоспевшие сзади дружинники Ратибора окружили повозку двумя рядами тел, подняв над собой щиты. Это помогло, но не избавило от опасности полностью, так как стреляли сверху со скалы. И все, кто сейчас метался на середине реки и сидел в повозке, были отличными мишенями. Ратники попытались пускать стрелы в ответ, но задели кого или нет, было не разобрать, поскольку нападавшие били из-за укрытия – спрятавшись за камнями или между деревьев, коими поросла вся скала. Из-за серого неба и дождя там едва можно было разглядеть размытые силуэты.
– Ратибор, – крикнул боярин своему помощнику, – скачи на тот берег, хватай всех людей, что там есть, и лезь на скалу. Обойди ее, что хочешь делай, но поймай мне этих душегубов!
– А ты как же, Евпатий Львович? – крикнул в ответ сотник, слегка раненный в плечо стрелой, к счастью, лишь слегка оцарапавшей его.
– А я здесь разберусь, – кивнул в сторону застрявшей повозки боярин, прячась от свистевших стрел за шею коня, поскольку щита у него не было.
– И ты давай с ним! – приказал он Ратише, что пытался прикрыть его своим телом. – Помоги Ратибору. Здесь людей хватит.
Ратиша нехотя подчинился и ускакал, прихватив с собой несколько своих людей. А Евпатий развернул коня, пустив его назад к повозке. Княжич Федор по колено в воде тоже брел к ней, преодолевая течение и поглядывая на смертоносную скалу. Но вдруг новая волна стрел окатила повозку, пробив ткань навеса, и он услышал дикий женский крик, раздавшийся изнутри.
– О боже, – пробормотал Коловрат, на мгновение представив себе, в кого могла попасть стрела, – только не это…
На его глазах чье-то тело, обмякнув, привалилось изнутри к матерчатому борту. И багряное пятно расплылось по краю повозки. Новый женский крик разнесся над рекой.
– Нет! – заорал Федор и бросился вперед. Но, споткнувшись, упал в воду. Двое ратников метнулись к нему, прикрыв собой и щитами от обстрела.
Коловрат оказался на месте раньше княжича. Он спрыгнул с коня у повозки. Отпихнул мертвого возницу в сторону от колеса и сам взобрался на его место. Не обращая внимания на то, что происходит у него за спиной, и не слушая криков и стенаний, Коловрат хлестнул лошадей. Тех дернулись с места, потащили повозку к берегу. Еще несколько стрел прошило крышу, вонзившись во что-то мягкое, одна вонзилась в деревянную лавку рядом с Коловратом. Но Евпатий все стегал и стегал коней, пока они не оказались на другом берегу, где обстрел вдруг неожиданно прекратился. Помедлив мгновение, боярин осторожно обернулся назад и посмотрел внутрь продырявленной во многих местах повозки, откуда уже давно не доносилось никаких звуков. Там, забившись в дальний угол и привалившись к борту, полулежала окровавленная Евпраксия, закрыв глаза и прижимая к своей груди рыдавшего сына. А вокруг нее, одна на другой, лежали мертвые женщины. Это были няньки. Все они были убиты стрелами.
Затаив дыхание, Евпатий пробрался по трупам прямо к Евпраксии и бегло осмотрел жену княжича. Ран он не заметил, а одежда ее была измазана чужой кровью. Сама Евпраксия, похоже, чудом выжила, но еще не верила в это и лежала без движения, вцепившись в своего сына.
– Цела? – спросил Евпатий, осторожно касаясь пальцем плеча Евпраксии, словно боялся, что она не ответит.
Девушка открыла глаза и воззрилась на Коловрата, словно увидела перед собой посланца из ада. Но затем узнала его и взяла себя в руки, молча кивнув. Страх постепенно отпускал ее.
– Ну, вот и славно, – проговорил Евпатий, отступая назад, – вот и славно. Все позади.
Он уже выбрался из повозки, когда рядом возник отставший Федор, весь мокрый с ног до головы. Оттолкнув от себя двух охранников со щитами, не отходивших от него ни на шаг, княжич встретился с Коловратом глазами. Взгляд у Федора был тяжелый, полный ужаса и вопросов, на которые он боялся услышать ответ.
– Жива она, – поспешил успокоить его Коловрат, – ни царапины. И сын твой жив. Спас их Господь!
Федор испустил радостный крик, запрыгнул в повозку и вскоре оттуда послышались лобзания и тихий плач.
А Евпатий, осмотревшись, увидел, что почти все оставшиеся ратники, перебравшись через реку, окружили повозку княжича в несколько рядов, прикрыв ее от нового нападения. Но Коловрат уже знал, что его не будет. Обстрелявшие обоз, похоже, и не собирались вступать в открытый бой с сотней дружинников. «Хотя кто знает, – подумал Евпатий, хмуро оглядывая скалу. – Может быть, просто не рассчитывали на такую мощную охрану. А оказалось бы здесь поменьше дружинников, то и спустились бы вниз, чтобы добить. Похоже, Юрий не ошибся, настояв на целой сотне».
Но теперь начальник охраны княжича был уверен, что те, кто напал на них, уже далеко. Не зря же обстрел давно прекратился. Иначе здесь давно бы уже кипела жаркая сеча.
И он оказался прав. Вскоре из-за скал показались ратники под командой Ратибора, принимавшие участие в погоне, однако никаких пленных с ними не было.
– Ушли? – негромко уточнил Коловрат.
– Ушли, окаянные, – доложил Ратибор. – Прости, Евпатий Львович. Да и немного их было, вроде не больше десятка. Пока мы скалу обходили да лезли вверх, – на конях там не подойти, – так они уж спустились по дальнему склону и сразу в лес. А там у них свои кони на тропинке привязаны были. Сели на них и утекли в чащу. Лес этот бескрайний. Только их и видали.
– Значит, ждали нас и готовились, – заметил на это Коловрат, снова разглядывая опустевшую скалу. – Больно хорошо эти душегубы дороги знают, место приглядели удобное. Ты же все проверил, но никого не заметил.
– Моя вина. Проверил, – кивнул Ратибор, – близко никого не было. Подходы к броду мы перекрыли со всех сторон. А скала эта всем известная, да кто же мог подумать, что с нее стрелять начнут? Склоны с этой стороны отвесные, высоко, и напасть никак нельзя, чтобы в полон взять или ограбить.
– Во то-то и оно, – кивнул Евпатий, – что всем известная. Только грабить они и не собирались, похоже.
– Евпраксия жива? – не утерпел Ратибор. – А наследник?
– Жива, – успокоил его Евпатий, – и наследник тоже. Только няньки вокруг нее все погибли.
– Отдали жизни за хозяйку и наследника, болезные, – пробормотал Ратибор, проведя рукой по усам.
Коловрат кивнул в ответ, помолчал немного, раздумывая.
– Лес, говоришь, бескрайний? А за лесом тем бескрайним что у нас? Пронск, кажись, да Ижеславль.
– Ты к чему клонишь, Евпатий Львович? – не понял Ратибор. – Неужель кто из своих на княжича покусился? Пронск-то самого князя Ингваря, брата нашего князя вотчина
[10]. Побойся бога! Мало ли на Руси душегубов.
– Не знаю, – пробормотал Евпатий, оглядываясь на повозку, из которой показался бледный, но вместе с тем радостный княжич Федор, – только стрелы-то не от степных луков были. Нашенские.
