– Второй раз, – честно призналась Оля. – Надо бы чаще, но все как-то времени не было. Постоянно находились разные дела… И почему вы считаете, что я без одежды? Я в одежде, и она теплее вашей. Вам не нравится мое платье? Наденьте куртку, я не шучу, вы правда заболеете!
– Вы применили отравляющее вещество? – Оперативник хмуро отступил и принялся надевать полушубок, остальные спецназовцы держали Олю на прицеле, не вполне понимая, что происходит, но готовые открыть огонь.
– Я не применяю отравляющие вещества, – успокоила его Оля. – Я их даже не видела никогда. У меня такого нет, мне оно ни к чему. А вы просто простудитесь, я же говорила. На улице минус тридцать, а вы взмокли от долгого преследования. Безо всяких отравляющих веществ заболеете.
– Понятно, – оперативник торопливо застегивался, и было ясно, что ничего ему не понятно вообще. – Значит, о вертолете вы ничего не знаете. Скажите, а как вы здесь оказались?
– Я живу тут неподалеку, – ответила Оля. – А вы?
– Мы ищем пропавший вертолет, – оперативник застегнулся и торопливо забрал у напарника свой автомат. – Он пропал с радаров где-то в этом квадрате.
– В этом квадрате он точно не пропадал, – возразила Оля. – Потому что я тут гуляю, и пропавших вертолетов не встречала. Только ваши, которые взрывают лес и пугают зверей. Но они вроде бы еще не пропадали. Хотя вон тот, – она указала на один из бортов, кружащий над головой, – нужно отдать в заводской ремонт. У него двигатель через неделю откажет, но никто этого не видит, потому что дефект случился глубоко внутри, и обычная проверка его не выявляет. Лучше на нем не летайте.
– Мы учтем, – уклончиво ответил оперативник, вслушиваясь в неумолкающую рацию. Там как раз звучало что-то на тему свастик и Олиного браслетика. Какой-то эксперт предполагал, что это некий механизм самоликвидации, задействованный суперсолдатом противника, и рекомендовал не провоцировать диверсанта до прибытия переговорщика. – Как вы считаете, где нам лучше искать пропавшую машину?
– Не знаю, – честно ответила Оля. – Я шла с юга, и там его точно нет. Если вам настолько важно его разыскать, то не буду мешать. Мне домой пора. Может, вы меня проводите? Вдруг тут, в лесу, кроме вас есть еще кто-нибудь?
Скороговорка в рации оперативника усилилась, кто-то предполагал ловушку, другие требовали не упускать возможность обнаружить базу диверсантов противника.
– Проводим, – ответил оперативник, становясь все более хмурым. – Куда надо идти?
– Туда, – Оля указала на север и неторопливо направилась в сторону базы. – Здесь недалеко. И диких зверей нет, вы всех распугали, когда тайгу обстреливали. Хорошо, что хоть никого не убили.
Оперативник сделал знак своему напарнику, и оба побрели за ней через глубокий снег, стараясь держать дистанцию. Оля четко ощущала, как они боятся ее самоподрыва, который не оставит им шансов выжить, если они будут находиться рядом с ней. Если бы не ее облегающее фигуру платье, оперативники вряд ли рискнули бы приблизиться вообще, но видимое отсутствие взрывчатки на теле диверсанта не давало им ощущения безопасности. Они перебросились за ее спиной тревожными взглядами, и первый оперативник незаметно подхватил горсть снега. Он сжал кулак, создавая нехитрое подобие снежка, и осторожно, чтобы она не видела, коротким движением из-за спины снизу-вверх запустил скомканный снежный кусочек в Олину спину. Снежный слепок полетел точно между Олиных лопаток, но в нескольких сантиметрах от тела отводящее поле мягко увело его в сторону, исключая попадание. Первый оперативник бросил напарнику настороженный взгляд, и тот ответил таким же: мол, в такой ситуации можно ожидать чего угодно.
Оба, не сговариваясь, отстали от Оли еще на пару шагов и не сводили с нее полных опасения взглядов. Тем временем их сослуживцы развернулись в широкую цепь и двигались в десяти метрах впереди Оли с оружием наготове, тщательно осматривая местность. Находящиеся в воздухе вертолеты обшаривали тайгу всеми приборами, которыми только могли, и в радиоэфире одна за другой звучали команды начальников и рекомендации срочно подключенных к операции экспертов. Кто-то считал, что диверсант понял, что обречен, и стремится завести оперативников в смертельную ловушку, в которой уничтожит часть группы захвата и погибнет сам. Другой, судя по отпечатку образа, психолог, возражал, заявляя, что диверсант не хочет расставаться с жизнью и таким способом пытается дать понять группе захвата, что он не один и находится под контролем. Если оперативники сумеют вычислить базу и обезвредить контролера прежде, чем тот ликвидирует диверсанта, то шансы на успех операции очень велики. Начальство требовало от группы захвата любой ценой заполучить образцы неизвестных технологий, и потому открывать огонь по диверсанту позволялось только в ответ.
Еще сильней и без того непростую и запутанную ситуацию усложняло то, что оба оперативника, с которыми диверсант пошел на словесный контакт, не являлись старшими офицерами, они всего лишь были первыми, кто сумел настигнуть противника. Непосредственно командир группы захвата находился на борту вертолета, его заместитель шел сейчас в цепи позади Оли и дублировал команды оцеплению, идущему впереди. Но из-за густоты тайги в текущем квадрате передовую цепь он не видел, что делало его зависимым от команд с воздуха. Сами оперативники тихо докладывали о непролазных дебрях вокруг и обильном снежном покрове, под которым можно запросто укрыть любую смертельную ловушку. Кто-то даже порекомендовал передовой цепи использовать миноискатели, но сразу же выяснилось, что миноискателей у оперативников нет. В эфире повисла тишина, прерываемая напряженными докладами передовой цепи и взволнованными сообщениями вертолетчиков, тщетно пытающихся обнаружить хоть что-нибудь.
– Все, мы пришли, – Оля остановилась в зоне действия Кристаллов Перемещения. – Спасибо. Я могла бы дойти сама, но в компании веселее.
– Где же ваш дом? – Оба оперативника напряглись, ожидая немедленной атаки со стороны, и оцепление дружным броском залегло за деревьями, ощетиниваясь автоматными стволами.
– Вокруг, – улыбнулась Оля. – Только вы его не видите, потому что вам туда нельзя. – Она коснулась силой Разума излучения входа, и прямо перед ней вспыхнуло энергетическое свечение.
Оперативники мгновенно бросились наземь, спасаясь от взрыва, в эфире раздались вопли на тему вспышек, и Оля попрощалась:
– Всего доброго, мальчики. А на сломанном вертолете вы все-таки не летайте, не то разобьетесь.
Она шагнула в свечение, оказываясь на входной поляне базы, и в сознании возникла картина: тройка вертолетов на разных эшелонах делает круги над залегшими группами захвата, но ни их экипажи, ни оборудование не видят того, что видят вжавшиеся в снег люди. Оба оперативника торопливо отползают от энергетического свечения, к которому неторопливо идет никем не видимый прозрачный призрак. Максим двигается без лыж, ногами, но за ним не остается следов, снежный покров нетронут, словно боец действительно является бесплотным духом. Ожидаемого взрыва по-прежнему нет, и оперативники спешными перебежками пытаются отойти подальше. В эфире кто-то требует объяснений, но не может понять, о каком сиянии идет речь и где оно находится, потому что с воздуха не подтверждают доклады групп захвата. Наконец, какой-то начальник приказывает оперативникам следовать за диверсантом, но никто не решается выполнить приказ. Несколько секунд все колеблются и бездействуют, потом первый оперативник молча крестится и бредет к свечению входа. Он берет автомат наизготовку и, глубоко вдохнув, решается шагнуть в сияние энергий. Максиму приходится остановиться и пропустить его вперед, чтобы не столкнуться. Оперативник делает шаг и проходит свечение насквозь, словно обычный луч прожектора. Пока он докладывает по рации, что ничего не произошло, прозрачный призрак исчезает в энергиях входа, и свечение гаснет, оставляя силовиков в компании друг друга посреди глухой тайги.
