— Я не знаю, правы вы или нет, но сели дело дойдет до
суда, мы его под орех раздавим, — воинственно рыкнул Геркулесов.
Все посмотрели на Коленьку с уважением, а Маруся еще и
придвинулась поближе, дабы удобнее было заглядывать ему в рот. Но их идиллию
испортил ненасытный начальник.
— Ещ-щ-ще по одной? — предложил Кузин, уже почти
из-под стола.
— Е-щ-ще, — согласился Серега.
— А нету, — потрясла перевернутой бутылкой Эмма
Петровна. — Ни капли.
— А спирт? — громыхнул Зорин.
— Этого добра полно, но мы как-то не очень, —
залепетала я, внутренне содрогаясь от предчувствия, что нам уже ничего не
поможет избежать этой дегустации.
— Да вы че! Это же спи-и-ирт! Настоянный на
апельсиновых корках, — Санин даже причмокнул.
— Он вонючий, — скривилась я.
И тут меня предали!
— Да ладно, наливай, — хихикнула Княжна.
— Ваше величество, вам предлагают не «Дом Периньон», а
спиртягу, сучок по-нашему.
— А! — беспечно махнула рукой Ленка. — Авось
не отравимся. Наливай.
Вот после этих слов Геркулесов от нас и сбежал. Зато все
остальные остались и благополучно опорожнили литровку.
Когда последняя капля этого пойла осела в чьем-то луженом
желудке, вечеринка закончилась.
Вечер Подарки ко дню рождения
Мужики уже разбрелись домой, а мы все мыли посуду. Как нас
угораздило загадить такое количество тарелок и ложек — не ясно. Ко всему
прочему, какой-то свин перепачкал стену шпротами, и нам пришлось ее отмывать с
мылом.
— Лель, — весело окликнула меня Маринка.
— Чего? — хмуро отозвалась я, вываливая из
сахарницы очистки апельсина. Терпеть не могу убираться, а тем более расчищать
«авгиевы конюшни»
— Левчик-то в тебя втрескался.
— Похоже на то.
— Рада? — хихикнула она.
— Безумно, — буркнула я и с ужасом уставилась на
свои длиннющие ногти, под которые забился жир.
— А чего так безрадостно? — оторвалась от горы
грязных ложек Маруся. — Разве плохо, когда тебя любят?
— Конечно, хорошо. Особенно, когда тебя любит вот
такой, — я кивнула головой в сторону Джоржа Клуни, томно улыбающегося со
стены.
— На всех не наберешься, — встряла Эмма
Петровна. — Да и зачем тебе такой? Чтобы баб от него гонять поганой
метлой?
— Да! — поддакнула Маруся. — Лева тоже
неплохой. Вон какой щедрый. Духи тебе купил, — она мечтательно закрыла
глаза, — французские.
— Лучше бы посуду за собой помыл! — в сердцах
воскликнула я. — Или помог хотя бы.
— Не мужское это дело, — стряхнув с себя томность,
ринулась на Левкину защиту Маруся. Она всегда становилась похожа на
разозленного бультерьера, когда мы пытались ославить какого-нибудь, пусть и
плохонького, представителя мужского пола.
— А ведра тяжелые таскать? Тоже не мужское? —
рявкнула я, приподнимая пластиковое ведро до верху наполненное грязной водой.
— Но он же не знал…
— Не знал он. Не знал… — Забубнила я, выруливая из
комнаты.
Так называемые помои (то есть остатки чая, супа, воду из-под
грязной посуды) мы обычно выливаем на улицу, потому что вылей мы их в раковину,
она тут же засорится, а слесарей мы не дождемся, бог знает сколько времени. По
этому, выйдя из комнаты, я потащилась через фойе на задний двор, дабы полить
жирной водицей растущую прямехонько около крылечка сосну.
— Еще работаете? — весело окликнул меня ОМОНовец,
дежуривший у проходной.
— Ага, — кивнула я, пыхтя от натуги. Я, видите ли,
ничего тяжелее сумки носить не привыкла.
— Помочь?
— Не-е-надо, — прокряхтела я в ответ, отказавшись
от помощи из чистого бабьего упрямства.
До двери, ведущей на задний двор, я все-таки доковыляла.
Распахнула ее ногой, вцепилась в ручку ведра двумя руками и почти вытолкнула
его на крылечко. Ф-у!
Вот и сосна — пышная и высокая (не иначе наши ежедневные
поливки оказывают на нее такое живительное действие). А вот ведро — тяжелое и
грязное, из которого надо вылить под пышную, высокую ель. А вот два несчастных
метра, которые надо преодолеть, чтобы вылить тяжелое и грязное ведро под пышную
высокую ель.
И как их преодолеть, если руки уже отваливаются?
Естественно, надо отдохнуть, набраться сил. А пока я отдыхаю, пусть другие
домывают посуду.
Обрадованная этим мудрым решением, я вольготно привалилась
спиной к стене и застыла, рассматривая пейзаж.
Погода стояла прекрасная. Не было ни ветра, ни дождя. Так
что дышать воздухом можно было без всякой боязни простудиться. Я осмотрела
внутренний двор института, с его складами, мощными тополями, асфальтовыми
дорожками, грудами строительного мусора, бачками с мазутом. Окинула взглядом
само здание, на удивление бестолковое — длинное, извилистое, с множеством коридоров,
входов, дверей, пожарных лестниц, с галереей, соединяющей два корпуса, с
бомбоубежищем, располагающимся под этой самой галереей. Раньше, видимо, в нашем
«Нихлоре» народу трудилось раз в 5 больше, не зря же Советское государство
отгрохало эдакую махину, теперь же больше половины окон заклеены газетами,
многие двери заперты на висячие замки, самые дальние комнаты второго корпуса и
вовсе захламлены и заброшены. Мы, конечно, в столь дикие места не забредаем,
туда просто-напросто очень трудно забрести, так как ходы перекрыты, но если
постараться…
К чему я все это? А к тому, что здание нашего НИИ с
прилегающими к нему обширными владениями — идеальное поле деятельности для
маньяка. Я удивляюсь, как это раньше он не завелся, за компанию с тараканами и
крысами, которых у нас полно. Вот взять, например, подвал, там столько
закутков, что в них сможет спрятаться не то что один несчастный маньяк, а целая
рота душегубов. Не лучше и само здание, мало того истыканное комнатенками, так
еще и плохо освещенное. Аккурат для маньяка подходящее. Знай себе хватай глупых
бабенок да тащи в темный закоулок. И никакая бригада ОМОНа, которую нам
прислали, не поможет.
Я отлипла от стены, зябко поежилась. Как ни хороша была
погода, а без пальто все ж холодновато. Оторвав ведро от земли, я сделал три
шага и выплеснула помои под толстый ствол сосны. После чего развернулась и
почти ушла. Почти, потому что на полпути я остановилась, замерла и
прислушалась. Мне показалось, что я услышала голоса. Я постояла, ловя каждый
звук. Тишина. Видно, померещилось.
— Тебя предупреждали… — Услышала я отдаленный, почти
замогильный, шепот.
Я вздрогнула. Мне показалось, что обращаются ко мне. Ведь
именно меня, суку, предупреждали… Но тут в разговор вступил кто-то второй, и я
облегченно выдохнула.
