Стрела сорвалась с тетивы не сразу. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем незаменимого херра Ван Эйкена наконец отпустили в Голландию. Еще полгода корабль Ост-Индской компании плыл на другой конец мира, в несусветно далекую страну, которую Синэяро так сильно ненавидел.
Сойдя на берег в Амстердаме, он в первую же ночь наведался в дом бывшего фицеопперхофта. Прокрался в спальню, где Ван Ауторн мирно почивал рядом с супругой. Женщину Синэяро убил сразу, чтоб не мешала. Потом разбудил Ван Ауторна, обездвижил его точным ударом в парализующую точку и некоторое время помучил, чтобы сделать разговорчивым. Кричать голландец не мог, только кряхтел и обливался слезами.
Прежде чем вернуть ему способность двигаться и говорить, Синэяро сказал:
– Считай, что это предсмертная исповедь. Хочешь умереть легко – ничего не утаивай. Я умею читать правду по глазам. Меня учили.
Ван Ауторн рассказал всё, что знал. Он был слишком труслив, чтобы врать. И Синэяро выполнил свое обещание – прекратил эту более ненужную жизнь одним ударом.
Значит, реликвию украла блудница, которую зовут Марта Крюйткамер.
Значит, здесь уже побывал японец, несомненно кто-то из хранителей Мансэй-дзи. И про Марту он тоже знает.
Имя шлюхи звучало многообещающе. Она – Марта, он – Маартен. Улыбка кармы. Встревожил только неизвестный хранитель. Это препятствие посерьезней всех голландцев вместе взятых. Хранители храма Мансэй-дзи свое дело знают, у них тысяча лет опыта. Но у Синэяро было преимущество. Хранитель и не догадывается, что здесь, в тысячах ри от Японии, по тому же следу движется путник из Школы Твердого Сердца.
Воровку со странным прозвищем Синэяро не нашел, но скоро отыскал ее подружку, тоже шлюху, по имени Фимке. Оказалось, что хранитель у нее уже побывал, с месяц назад, в декабре. Убивать толстуху было незачем, за гульден она всё охотно рассказала и показала полученное письмо, но Хамамати тем не менее сломал ей шею. Пользы от продолжения этой жизни ему теперь никакой не было, а вред произойти мог. Если бы монах школы Мансэй-ха не был слабаком и слюнтяем, он убил бы эту Фимке, и Синэяро никогда не узнал бы, что Курумибуцу отправился в Московию.
Конечно же, хранитель последовал за Буддой. Нанимаясь на царскую службу у русского комиссара, Синэяро сразу это выяснил. Узнал он и на какое имя выписан пропуск: корабельного боцмана Тимма Япанера, а жалованья ему обещано сто рублей в год с кормом.
Приказчика Ост-Индской компании, первого на весь мир купеческого товарищества, комиссар оценил дороже: посулил чин коммерциенрата на четырехстах рублях с дровами, которые в Московии из-за зимних холодов дороги.
Из Маартена Ван Эйкена он превратился в служилого иноземца Мартына Ванейкина и весною был уже в Москве. Пользоваться дровяным жалованьем не собирался, так как думал не застревать в северной стране до следующих холодов…
Хээ, если посчитать, сколько дерева было сожжено в печах с тех пор, наверное, хватило бы выстроить целый русский город.
Хранителя-то Синэяро отыскал быстро, приезжему японцу в московском царстве затеряться трудненько. Тот теперь звался Артемием Будановым и служил не матросом – толмачом. Но голландская жена опального царского денщика Трехглазова бесследно сгинула. Исчез вместе с ней и Курумибуцу. Где их искать – неведомо.
Должно быть, Буданов что-то про это знал. Следя за ним, Синэяро видел, как толмач что-то вынюхивает, повсюду шныряет, но только и у хранителя ничего не получалось.
Другой зацепки, однако, не было – только издали зорко наблюдать за действиями ни о чем не подозревающего соперника.
Выучив местный язык и присмотревшись к устройству русского государства, Синэяро понял, что коммерцией здесь заниматься не нужно, а нужно сделаться одним из преображенских мэцукэ, потому что в этой державе настоящая сила у царских ищеек. С навыками монаха школы Коосин-ха преуспеть на этой службе было легко.
Трудней всего было устроить так, чтобы дотошного розыскальщика Ванейкина не усылали из Москвы. Нельзя было ему оставлять хранителя без присмотра. Оттого-то, числясь у начальства средь первых нюхачей, Мартын Ванейкин больших чинов не выслужил. А и на что они Путнику? Когда посольских толмачей отправили в новую столицу, он и вовсе перевелся в Санкт-Петербургское филерское ведомство с понижением, потому что Преображенский первое время оставался в Москве.
Сколько раз за эти бесконечные годы падал духом – не счесть. Очень хотелось вернуться домой. Ореховый Будда покинул Японию навсегда, это же ясно. Он не достался секте Коосин, но не вернется и к своим лжепоследователям. Настоятелю – наверняка уже новому – это будет утешением.
Но то был голос слабости.
Что, если вернешься в Японию, а через какое-то время, может быть, годы спустя, объявится Буданов и привезет своим найденную реликвию? Не покидает же он Россию – значит, на что-то надеется?
На самом деле упорство Буданова и удерживало притомившегося Путника в чужой холодной стране. Не мог монах Школы Твердого Сердца оказаться слабее!
В конечном итоге сила всегда вознаграждается, а сильный оказывается победителем.
Однажды средь приказного люда – все в Санкт-Петербурге друг друга знали – пронесся слух, что толмач Артемий Буданов пропал невесть куда. Подумали, замерз где-нибудь в сугробе спьяну, такое бывало. Но Синэяро догадался: хранитель взял след.
Стал расспрашивать – узнал, что накануне пропавший толмачил в допросной избе.
Сел с дознавателем Гололобовым, который был там с Будановым, припугнул. Преображенские – они только против овцы молодцы, а фискальных боятся. Всё выложил Гололобов, пересказал всю ихнюю беседу, слово в слово.
И затрясся Синэяро, услышав про огненно-рыжую покойницу и новорожденного младенца с орехом на шее.
Так вот куда отправился хранитель! Искать старца Авенира!
Служителю фискального ведомства искать иголку в сене легче, чем беглому толмачу, сказал себе Синэяро. И не пустился по следу Буданова, а решил опередить его, найти раскольничьего «кормщика» раньше.
Фискалова служба чем лучше преображенской? Те – будто охотничьи псы. Когда надо затравить зайчишку, загнать волка, задрать медведя, хозяин спускает преображенских с поводка: вон добыча, взять! И они несутся к цели. Не то фискалы. Эти задуманы иначе. Они как охотничьи соколы, которых подбрасывают в небо, чтоб летали на вольном крыле где хотят, выискивали поживу сами и, если углядят, сами же решали, когда на нее ринуться. В государевом указе о фискалах им предписано изыскивать всё, «что во вред государственному интересу быть может, каково б оное имени ни было». Как в сказке: поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что. Но принеси.
И Мартын Ванейкин приносил. Обнаруживал и кривды, и каверзы, и разные казенные кражи, за что от главного фискала Нестерова ему доверие было, а догляда не было. Хоть на несколько месяцев исчезни, начальник будет знать: Ванейкин где-то роет и вернется с добычей.
