Возможно, у южных славян прославляющие Живу обрядовые песни продержались вплоть до XIX в. (Веркович, 1881, IV, 5,5–13), но в силу сомнительности источника едва ли стоит относить их складывание ко временам глубокой древности.
Наиболее вероятная противница и наследница Жизни — Маржана, Морена (Марена), Морана. Согласно «Хронике Польши», Marzyana — Ceres (Церера), т. е. обладает теми же плодородными функциями, что и Жива по Mater Verborum (Длугош, I, I. 47–48; II, VII, 447). Mater Verborum соотносит саму Морану с Гекатой и Прозерпиной («Morana: Ecate, trivia vel nocticula, Proserpina»). По А. Френцелю, Marzava — «De Marzava, Dea Morte, Dea Mortis» (Михайлов, 1998). У чехов в позднем Средневековье Морана — персонаж, связанный не просто со смертью, но и с зимой (Ирасек, 1952, с. 17).
Тем не менее ясно, что она тоже богиня плодородия, как и тёмная Персефона у греков (в таком случае славянской Деметрой естественно считать Живу). Иными словами, Морана-Морена может восприниматься как богиня Жизни-Смерти в своей древней ипостаси
.
Для изгнания Мары-Морены-Марены использовали кочергу и обряд опахивания. С разрушительной сутью богини связаны такие понятия, как «мор», «морок» (и, вероятно, «море» как иной мир). Саму Марену можно понимать как ипостась древнейшей Великой Матери — хозяйки жизни и смерти. В этом случае она является тёмной стороной богини Макоши, о которой речь впереди. Не случайно Макошь сравнивали с Гекатою.
В предпоследнее перед Пасхой (так называемое «смертное» или «кветное (вербное») воскресенье чехи и словаки ещё в начале XX в. совершали так называемый «вынос смерти». Он бытовал во множестве вариантов.
Главный объект действа, соломенная кукла, была одета либо в женское платье (морена, маржена, марена), либо в мужское (маржак). «Смерть» могла быть обряжена в праздничное платье, даже в наряд невесты, а то и в лохмотья.
От этого зависело и отношение к ней. Нарядную «морену» именовали Маржена Прекрасная, Маржена моя милая. Солому, шедшую на её изготовление, потом разбрасывали по полям для прироста урожая.
«Девушки в праздничных одеждах шли с фигурой „смерти“ по деревне, затем её бросали в воду, сжигали или разрывали в клочья… Парни могли носить маржака, одетого в рваное мужское платье.
Они подбегали к девушкам, несущим женскую фигуру, старались свалить ее своим чучелом и потом также бросали его в воду…
Пожилые женщины в северной Словакии объясняли обряд выноса марены необходимостью изгнания зимы. Они даже вспоминают, что когда в одну из весен не выполнили этого обряда, наступило такое холодное лето, что пришлось торжественно выносить морену уже летом.
О древности этого обряда свидетельствует строгое его запрещение чешским синодом в 1366 г., которое было повторено ещё раз в 1384 г. Несмотря на это, в самой Праге молодежь торжественно выносила смерть даже в XVII в. В старых обрядовых песнях, сохранившихся в некоторых областях Чехии до второй половины XX в., часто повторяется, что морена за кого-то умерла. Песни состоят из вопросов к морене и её ответов, где называются лица или группа людей, за которых она была принесена в жертву:
Morena, morena,
za kohos umerla?
— Za hroznenske dzievsky,
Za pekne panenky.
(Старый Грозенков, северо-восточная Моравия)» (Календарные обычаи и обряды, 1977, с. 118–230).
Восточные славяне чествовали Марену, вероятно, на Сретение (Сречу), когда по одной из реконструкций зима-Мара первый раз встречается с приближающейся весной-Живой (лето, соответственно, связывается с Ладой, а осень — с Лелей). 12–18 февраля её задабривают, чтобы зима не затянулась, и зовут весну (так называемые «Первые заклички весны»). Кульминацией празднований дней Марены считается Масленица, когда Марену сжигают, возвращая на Тот Свет.
Впрочем, это, скорее, перерождающий Марену обряд, так как она позднее участвует в Купальских мистериях (мареной до сих пор называют деревце, заламываемое в поле и бросаемое в реку) (Славянские древности, т. III, с. 180–182). Обряд утопления куклы Маржаны в реке описывает Мартин Вельский в «Хронике Польской» (1551) (Bielski, 1829, s. 120–121).
ЛЕТНИЦА И ДЕВАНА
По списку Mater Verborum некая «Девана», дочь Летницы-Латоны и Перуна-Юпитера: «Devana Lentnicina i Perunova dci: Девана Diana Latone et Jovis filia»; она же, вероятно, Dzievvauna А. Френцеля: «De Dzievvauna seu Dzievonia, Dea ferarum Silvestrium, Silvarumque», т. е. «О Дживане или Джевоне, богине лесов и диких животных». По-видимому, это тоже не собственное имя богини, но нарицательное, прозвание, а речь идёт о некоем божестве славян, уподобленном Диане римлян. Вот и согласно «Хронике Польши» Длугоша, она — славянская богиня лесов и охоты.
Не стоит, разумеется, путать с Дианой-Деваной по созвучию Диву/ Дивию, мать Землю. Супругою Перуна, как мы видели, названа некая Летница, в Mater Verborum сопоставленная с Латоной, матерью Артемиды/Дианы. Другие имена супруги Перуна, вероятно, Громовица, Меланья, царица-Молния.
Однако современный «основной», т. е. грозовой, миф, который вынуждает его последователей искать и находить всё новые и новые обоснования величия и превосходства Перуна, подчас мнимые, прочит в жёны громовержцу совсем иную богиню. Например, у восточных славян имеется персонаж Пятница, который является поздним осмыслением одной из главных богинь пантеона — Мокоши. Чтобы эту богиню «выдать замуж» за Перуна, изворачиваются даже вот как:
«Пятница — нечётный день недели, следующий за чётным днём, четвергом, посвящённым различным ипостасям громовержца Перуна. В паре Четверг — Пятница, воспроизводящий более древнюю Перун — Макошь, особенно ясна взаимная связь противопоставлений чёт — нечет, мужской — женский». Это мнение Вяч. Вс. Иванова и В. Топорова, представленное в энциклопедии «Мифы народов мира» (1982, т. II, с. 357).
Странное мнение! Беда пассажа даже не в том, что в другой ветви Северной Традиции (например, согласно Гальфриду Монмутскому, чьи «Деяния бриттов» мы цитировали в начале книги), где начало недели приходится на воскресенье, пятница — чётный и шестой день недели. Он посвящён либо богине Фрейе, любовнице Одина-Одда, либо его жене Фригг. А громовержцу Тору-Донару в той же системе посвящён нечётный день недели — пятый. Н. Пенник и П. Джонс вообще считают, что «четверг — день Тора в семидневной неделе скандинавов — был первым и священным днём недели» (Пенник, Джонс, 2000, с. 265). Но всё равно нечётным! Более того… Один-Вотан, коему посвящена среда, всё-таки бог, а не богиня, но чётность или нечётность его дня всегда совпадает с чётностью или нечётностью пятницы. А если и параллели не убеждают, то достаточно вспомнить, что первым днём недели в России долгое время традиционно считалось воскресенье (собственно «неделя»). Поэтому славянские игры в чёт и нечет как дополнение оппозиции «мужское — женское» тут не просто условны, но просто «не проходят».
Получается никакой «древней пары Перун — Макошь» нет, она существует только в воображении и желаниях «грозовиков», зато среда и пятница на самом деле посвящены богу и богине, представляющим традиционную пару, но об этом будет сказано отдельно.
