Считаю раз, считаю два,
Считаю три — уходит страх,
И первобытные слова
Горят на высохших губах.
Проходят звуки мимо рта
И исчезают вдалеке,
И стынет в горле немота,
И пляшет бес на языке.
Не вырывайся. Не беги.
Закрой глаза и не смотри.
Я научу считать шаги:
И раз-два-три, и раз-два-три,
И раз-два-три: поёт труба,
Сошла с ума виолончель,
Приходит ночь, она груба,
Она несёт с собой метель,
Поёт труба, скрипит струна,
Горланит хор, срываясь в рёв,
И наступают времена
Для самых первых в мире слов.
Человек проснулся утром, допивает старый чай,
Водит бритвой по щетине, режет щёку невзначай,
После душа босиком стоит на кафельном полу,
Глядя в зеркало с широкой чёрной ленточкой в углу.
Человек себе смеётся, говорит себе в ответ:
«Всё в порядке, успокойся, жизнь одна, и правды нет.
Чтобы знать свои пределы до конца, навек и впредь,
Мне придётся ненадолго понарошку умереть.
Есть у каждого подруга, всюду ходит за плечом,
Тихо шепчет и бормочет, чёрт бы знал её, о чём.
Все хотят её в итоге обдурить и обскакать,
Но она всегда роднее, чем любовь, сестра и мать».
Человеку снилось, будто ставит клетку на крыльцо,
В клетке заяц, в зайце утка, в утке чёрное яйцо.
В тишине скрипит калитка, за калиткой воет зверь,
Человек ещё не знает, кем становится теперь.
Человек похож на остров — говорили в старину.
Он берёт с собою ленту, уезжает на войну.
Он увидит наконец, по ком звонят колокола,
И смеётся: «Всё неправда, я не остров, я скала».
Человек идёт на запад, предвкушая кровь и пот,
С чёрной лентой на предплечье он идёт, идёт, идёт.
Он не остров, он скала, и он огромен и могуч,
И в конце его дорогу перережет красный луч.
Он закурит после боя в непривычной тишине,
Посреди развалин дома, с автоматом на ремне.
Рядом с ним стоит подруга с чёрной лентой на руке,
Говорящая на русском языке.
Март 1937 г.
От Дальнего Востока до Киева и Крыма -
Четыре белых буквы на красном кумаче.
Сквозь бурю, снег и ветер идут неумолимо
Античные герои с винтовкой на плече.
Народ непобедимый, идущий ровным шагом,
Мы выстроили сказку, в которой не умрём;
Мы все шагнули в вечность под ярко-алым стягом,
Когда осенний холод взорвался октябрём.
Мы знаем цену воле — и этим мы богаты.
Где может быть такое? В какой ещё стране
Рабочие, крестьяне, матросы и солдаты
Во мраморе воспеты с богами наравне?
И если грянут гости, которых мы не звали,
Не станем на колени, о помощи моля:
За нами будет правда, за нами будет Сталин,
За нами — бесконечная советская земля.
Март 1937 г.
Вижу, как люди хоронят вождя: омывают холодные ноги,
Дарят ему золотую броню, остригают седые усы.
Вот он лежит в погребальной ладье и готовится к долгой дороге
В мир, о котором поет его мать, расплетая обрубок косы.
Больше смолы и еловых ветвей, чтобы дерево лучше горело,
Чтобы в дыму исчезал горизонт и трещала сухая кора.
Вождь, не умеющий жить без огня, отдает ему мертвое тело
И, исчезая, дрожит на воде затухающим бликом костра.
Вождь растворяется в каждом из нас. Он беззвучен, безлик и неведом.
Он обращается в пыль на дороге, в холодный туман над рекой.
Он в барельефах, на старых фасадах, в легендах, рассказанных дедом.
Своды подземных дворцов охраняют его бесконечный покой.
Вождь возникает из боли в затылке, из страха, из липкого пота,
Вождь возникает — и рушатся стены, и в воду слетают мосты.
Падают звезды, ревут океаны, кипят под ногами болота,
Крошечный мир исчезает в пожаре, и ты — это больше не ты.
Ты — это штык в миллионе штыков, это ветер, колышущий знамя.
Ты — это страх, от которого враг просыпается ночью седым.
Вождь — это то, что рождается в нас и однажды становится нами.
Вот он идет. Тяжела его поступь. Иди и сгори вместе с ним.
Апрель 1937 г.
Я хочу затаиться, хочу притвориться убитым,
Замолчать, уподобиться капле воды на стекле,
Позабыть своё имя и слиться с холодным гранитом,
Стать полуденной тенью себя самого на земле.
Я хочу, чтобы все обо мне поскорее забыли:
Это будет мой самый последний загадочный трюк.
Всё, чего я касался, отдам на съедение пыли,
Пусть под пылью никто не увидит следов моих рук.
Стать в снегу очертанием следа от зверя лесного,
Пошутить над собой, растворяя себя в тишине,
И оставить лишь слово. Огромное, вечное слово
Из неизданной сказки о древней счастливой стране.
Январь 1938 г.
Там, где брызги солнца на закате
Золотом остыли в голубом,
В море направляет белый катер
Девочка, нашедшая свой дом.
Помнит, как смеялась и плясала,
Стряхивая волосы с плеча,
Чтобы разлетались у причала
Чайки, перепуганно крича.
Помнит, как в веселье и в печали
В барах танцевала до утра,
Помнит, как от холода дрожали
Сцепленные руки у костра.
Чтобы показать далёким странам
То, чего не знали никогда,
Стала черноглазым капитаном
Катера «Полярная звезда».
Стоя у скрипящего штурвала,
Помнит, как горячим октябрём
В волосы небрежно запускала
Пальцы, отогретые костром.
Там, где море знает о секрете,
Утром возле Южного Креста
Вспыхнет в ослепительном рассвете
Сильная и страшная мечта.
Сентябрь 1938 г.
