Вспомни о том, что когда-то казалось сном.
Вспомни, что было. Почувствуй губами слово.
Первые звуки расскажут тебе о том,
Чем отличается мертвое от живого.
В мокрой земле серебрится небесный сок,
В нем отражается белый беззвездный купол.
Падай в траву, убегай и не чувствуй ног,
Мчись от тумана, который тебя окутал,
Помни о слове. Мы трижды стучимся в дверь.
Здесь перед входом останутся наши тени.
Вот мы стоим на пороге, и вот теперь
Слово звучит — и у статуй дрожат колени.
Мир изменяется. Дух обретен в отце.
Тот, кто сожжен на костре, обращен во мрамор.
Ночью чужие глаза на твоем лице
Кто-то рисует, пока твой рассудок замер.
Мир изменяется. Тени приходят в дом.
Воздух искрится малиновым и багряным.
Сера и ртуть, отстучав по земле дождем,
В теплую ночь прорастут золотым бурьяном.
Пусть обретенное слово живет внутри,
Множится эхом, гремит по железным крышам.
Вот ты считаешь минуты. Один, два, три —
Слово становится воздухом. Мы им дышим.
Время закончилось. Пар из открытых губ
Стынет и падает льдом, разбиваясь оземь.
Вот замерзает гудение медных труб,
Вот застывает мелодия на морозе,
Вот мы стоим: на песке нарисован круг,
В нем неподвижно повисли частицы пыли.
В черной реке отраженные звезды вдруг
Двинулись вниз по течению и поплыли.
Слово услышано. Мир превратился в звук.
Декабрь 1933 г.
Ты переводишь слова с одного языка на другой язык,
Весело щелкаешь тонкими пальцами, «не» превращая в «но»,
Знаешь молитву, с которой солдаты в строю примыкают штык,
Песню, которую в море матросы уносят с собой на дно.
Ты наблюдаешь за спящим соседом под медленный стук колес.
Видишь, как жадная старость касается инеем головы.
Ужас вцепился холодными пальцами в корни его волос:
Это его неподвижное тело во сне раздирают львы.
Вот ты и в доме, который не дом, который построил я.
Комната прячется в комнате, зеркало в зеркале, сон во сне.
Каждую ночь перед окнами нас ожидают мои друзья:
Юный матрос, постаревший солдат, комиссар на гнедом коне.
Это похоже на долгий поход в золотое безумие, в звездный лес,
В старую детскую книгу про время, которого больше нет.
Ты переводишь земные слова на язык из страны чудес
И просыпаешься. Все на земле превращается в белый цвет.
Ты переводишь молчание сразу на все языки земли.
Буквы теряют свои очертания. От «никогда» остается «да».
Спящий сосед широко улыбается. В поезде все легли.
В черном окне расцветают огнями огромные города.
Март 1934 г.
Дни и недели слипаются в толстый слой
Пыли на старом зеркале. В нём живёт
То, что случается только такой весной.
Пыль образует слой толщиною в год.
В горле застрял неоконченный праздник: вот
Праздник, который отныне всегда с тобой.
Память похожа на острый сапожный гвоздь.
Двое стоят у реки: я не вижу лиц.
Запах грозы пропитал их тела насквозь,
В чёрной воде остывают огни зарниц,
Ранний гудок парохода пугает птиц.
Я продолжаю смотреть. Я незваный гость.
Я не скажу им, что будет их ждать потом.
Всё превращается в память одной весны.
Вот эти двое: стоят под моим окном,
В солнечном свете их лица теперь видны.
В зеркале тускло и пыльно. Я вижу сны
Всё об одном.
Февраль 1935 г.
В тот день на горячий и мокрый асфальт
Прямо под ноги
Вылезли первые черви.
В тот день от железной дороги
Пахло дождем и соляркой.
По рельсам бежал одинокий вагон
Без паровоза,
Без машиниста,
Сам по себе.
В тот день из разрытых дождями могил,
Из перегнивших гробов
Взметнулись наверх разноцветные бабочки,
Мокрые и неуклюжие, злые,
Страшно голодные до человеческих тел.
Знаешь, я помню,
Как первомайская бабочка
С красными крыльями
Прилетела ко мне,
Села на грудь
И застыла.
С тех пор я её и ношу
На лацкане пиджака.
Май 1936 г.
Вот я и рядом. Когда еще выйдет случай?
Ласточки рвутся в неведомые края.
Ты говоришь: расскажи мне о них, и я
Знаю, что надо ответить: ложись и слушай.
Всё, что я помню, сегодня застыло тут,
В трещинах на паркете, в разбитой чашке,
В мятой постели, на холоде, где мурашки
Прочь, от макушки до пяток бегут, бегут.
Вся эта память и вся эта жизнь — твоя.
Всё про тебя, все романы, стихи и песни,
Мифы, библейские притчи, благие вести,
Всё для тебя собирается в букву «Я».
Слушай и спи. Мой рассказ — это сон во сне.
Точки опять возвращают в начало текста.
Спи на солдатской шинели, покуда не
Выдохнут сонные ангелы:
«Наконец-то».
Это великое слово тебе и мне.
Май 1936 г.
Сегодня так жарко, что красные звезды с фуражек
Стекают горячей эмалью в густую траву.
Сознание трудно все время держать на плаву:
Мы знаем, что сон пробирает врага до мурашек,
И мы ему снимся, но видим его наяву.
Мы снимся, как снится туман над железной дорогой,
Как запах болота, как шепот в густой тишине,
И наши товарищи знают, что сны о войне
Всегда остаются с солдатом тяжелой тревогой,
Еще тяжелее винтовки на мокрой спине.
Сквозь душное марево над бесконечным пожаром
Мы видим, что солнце похоже на красную медь.
Мы знаем, что явь, а не сон, обернется кошмаром,
И наш командир на секунду покажется старым,
Как если бы вдруг командиры умели стареть.
Пусть бьет пулемет в нашу сторону без остановки,
Пусть рушатся башни и статуи падают ниц.
Мы целимся сквозь пелену окровавленных лиц.
Не дрогнет рука, не опустится дуло винтовки
В строю васильковых фуражек и алых петлиц.
Август 1936 г.
