— Блокада продолжалась тридцать лет. Еще три месяца этот город непрерывно бомбили. Здесь никого не осталось в живых: чего же они боятся?
— Не знаю, — сказал Второй. — Вспомни, что первая разведгруппа так и не вернулась. Это необычный город. Здесь живут необычные люди.
— Жили, — уточнил Четвертый.
Второй ничего не ответил, только поправил винтовку за плечом.
— Здесь нет никого, — продолжал Четвертый. — Все они сдохли от голода и бомбежек. Мы одни в этом городе. А первая группа просто заблудилась. Или наткнулась на невзорвавшуюся бомбу. Или на них обрушился дом.
— Небо здесь странное, — сказал Первый. — Никогда не видел такого низкого неба. Почему фон Трауберг сказал, что на него нельзя смотреть?
— Лейтенант — умнейший человек, — сказал Второй. — Если он говорит, что на небо не стоит смотреть, значит, это имеет под собой какие-то основания.
Первый остановился и высоко задрал голову.
— Красивое, — сказал он после недолгого молчания. — И тяжелое.
— Не надо останавливаться, — упрекнул его Четвертый. — Идем дальше.
Они свернули в узкий переулок и увидели разбитый трамвай, сошедший с рельс и завалившийся набок поперек дороги. Обогнув трамвай, они вскоре вышли к месту, которое, скорее всего, было сквером. Симметрично высаженные деревья теперь царапали обугленными пальцами небо, а посреди сквера стоял пересохший фонтан, расколотый надвое.
— Наверное, здесь было красиво, — сказал Третий.
— Да, — кивнул Второй. — Странно, что до сих пор мы не нашли ни одного трупа. Это беспокоит меня.
— Я говорю, все они мертвы, — сказал Четвертый. — Возможно, от многих не осталось даже тел. А те, что остались, завалены обломками.
— Странно, — сказал Первый. — Минут десять назад небо казалось выше.
— Здесь слишком много пыли, — ответил Четвертый. — И перестань смотреть на это чертово небо!
Они пошли дальше и через несколько минут вышли на набережную реки; в ней текла грязно-коричневая вода, кое-где вспенившаяся. По ее поверхности плавал мусор. Поодаль стоял разрушенный мост, а на другом берегу еще догорали здания.
— Мы почти у центра, — сказал Второй. — Нам надо как-то перебраться на другой берег. Пойдем искать неразрушенный мост.
— Ага, найдешь его, как же, — усмехнулся Четвертый. — Пора поворачивать обратно. Основное задание мы выполнили, а следов предыдущей группы не нашли.
— Нет, — возразил Второй. — Мы должны дойти до центра.
— Второй прав, — сказал Третий. — Задание еще не выполнено.
— А небо стало еще ниже, — медленно проговорил вдруг Первый.
Все обернулись на него: тот стоял, задрав голову. Небо действительно казалось еще ближе, еще темнее и плотнее.
Первый поднял руку над головой, и пальцы его вдруг уперлись в нечто твердое, липкое и горячее. Зрачки его расширились: он провел пальцами по этой массе, а затем посмотрел на руку. На подушечках пальцев осталась желтоватая грязь.
— Господи, — сказал он.
Все четверо подняли головы вверх и дотронулись руками до неба. На ощупь оно было пыльным и шершавым.
— Что это такое, черт возьми? — ошарашено выдохнул Четвертый.
Третий молча сглотнул слюну. Второй снял с плеча винтовку и недоверчиво потрогал небо штыком: тот заскрежетал по его поверхности.
— Оно становится еще ниже, — сказал Четвертый. — Смотрите, я уже могу трогать его всей ладонью, а еще минуту назад — только кончиками пальцев.
— Господи, — повторил Первый.
— Без паники, — сказал Второй. — Давайте выбираться отсюда. И побыстрее.
Они быстро зашагали обратно.
Когда они миновали переулок и свернули на ту самую улицу, по которой шли раньше, небо опустилось еще ниже: теперь им приходилось идти, пригнув головы.
— Быстрее, мать вашу! — закричал Четвертый.
Они побежали изо всех сил.
Трауберг был прав, думал Первый, это место — настоящий ад. И зачем только я смотрел на это небо! Оно такое грязное, такое липкое, такое шершавое… Черт!
Он споткнулся и упал лицом в асфальт. Подняться в полный рост он уже не смог: пришлось согнуться в поясе.
Остальных Первый уже не видел. Теперь была только едкая серая пыль, которая забивалась в глаза, когда он упал на четвереньки, а затем распластался по земле ничком.
В этой серой пыли Первый увидел еле заметное сияние маленькой красной звезды; она валялась на земле прямо перед его глазами. Тяжело дыша, из последних сил он подполз к ней поближе.
И когда он, зажмурив веки, крепко прижался к ней щекой, небо раздавило всех четверых.
★★★
Кто-то с силой хлопал по щекам.
Петр открыл глаза.
— Слава Богу! — услышал он.
Лицо женщины, склонившейся над ним, было круглым и раскрасневшимся от беспокойства. Она хлопала его по щекам и пыталась поднести к носу пузырек нашатырного спирта: Петр отворачивал лицо, но ему все же пришлось вдохнуть.
Он огляделся и понял, что лежит на улице, прислонившись к вестибюлю метро. Еще несколько человек склонились над ним: их лица тоже выражали беспокойство.
— Хоть глаза открыл! Скорая сейчас приедет, — сказал один из них.
— Не надо скорую, — Петр разлепил пересохшие губы и сам удивился, насколько слабым звучит его голос. — У меня бывает такое. Это нормально.
— Ну вы даете! Надо скорую! Как же иначе? — заговорила женщина. — Нельзя так относиться к своему здоровью! Скажите спасибо деду, это он поднял вас в метро и помог вытащить наверх.
— Какому деду?
— Он уже ушел по своим делам. Ну да бог с ним. Вам хоть лучше?
— Я даже не знаю, что со мной было. И… — Петр сглотнул слюну. — Какая это станция метро?
— Рыбацкое, — сказал мужчина, стоявший справа.
— Черт. А сколько времени?
— Половина девятого, — ответила женщина.
— Черт.
Смородин зажмурил глаза, стиснул зубы и опустил голову.
— А что со мной было?
— Я не видела, — сказала женщина. — Но тот дед видел, что вы потеряли сознание, когда вышли из вагона. Он стал звать людей на помощь, а потом мы подняли вас и вместе вытащили наверх.
— Много было народу в метро?
Люди переглянулись между собой.
— Порядочно. Как всегда, — ответил мужчина.
Петр вздохнул.
— Помогите мне встать. Не надо скорую. Мне уже лучше.
Ему помогли подняться на ноги.
Слегка шатало: он оперся о стену и достал из кармана мобильный телефон.
