Рядом семенил помощник и беспомощно, скороговоркой бормотал, что для встречи с городским активом нужно кардинально поменять имидж. Что нынче средиземноморский загар и жемчужно отбелённые зубы вызывают у трудящихся отторжение и даже ненависть.
Электорат с пониманием отнесётся к нездоровому, пускай даже отёчно-подпухшему испитому лицу, так сказать, измождённому от ночных радений и мук за простой народ.
И костюмчик бы от Бриони поменять: вызовет непонимание и вопросы масс…
– Так что, мне выглядеть, как бледной поганке? – отрывисто и по-юношески задиристо говорил Олигарх. – Может, ещё в треники вырядиться?
– Кто?! Кто эта женщина?! Кто пропустил?! – это вибрировавший от ярости имиджмейкер вопрошал у охраны. Охрана, как в плохом фильме, меланхолично жевала жвачки и щурилась.
Тётю Катю – это была она – сильно взяли за плечи («Неделю болели», – жаловалась она потом). Профессионально ощупали с головы до ног: на случай припрятанного пистолета, ножа или гранаты. («Раком ставили, охальники», – разорялась тётя Катя).
– Оставьте! – милостиво молвил Олигарх, вздымая руку. Рука блеснула алмазными часами, а пианистические пальцы – бесцветным лаком на безупречно миндалевидных ногтях.
– Мне… На ушко… Один на один бы… – квакала чуть живая тётя Катя, потирая онемевшие плечи.
Олигарх взял тётю Катю за многострадальные плечи и отвёл к стеклянной стене. Повелевал: – Говорите!
Наклонив голову, нахмурившись, он слушал бессвязную, бредовую, бестолковую Тётикатину речь: о вокзальном туалете, о помершей родами матери, о несчастной девушке-сироте, обречённой на жестокую смерть и с минуты на минуту ожидавшей своей участи…
Всё-таки Олигарх мог молниеносно улавливать смысл, отсекать лишнее, переваривать услышанное и в определённых обстоятельствах мгновенно принимать решения – потому он и был Олигархом.
Впереди, поминутно оглядываясь, переваливалась-ковыляла уткой тётя Катя на своих больных ногах. Следом шагал заинтригованный Олигарх, нетерпеливо пощёлкивая бесценным маникюром. За ними стелился шлейф свиты из подобострастных извивающихся помощников и непроницаемой охраны.
И явились они к… женскому туалету.
– Не входить, – кинул Олигарх свите.
– А как же проверка… Зачистка… На предмет покушения, теракта?
– Не входить!
Туалет был пуст.
– Здесь она, сиротка, здесь, – лепетала тётя Катя.
В последней кабинке на чемодане (том самом?!) сидел наш Утёнок, бледнее смерти. Бедняжка, заслышав шум многих шагов и мужские голоса, решила, что пришёл её последний час.
Уходя, тётя Катя велела ей наскоро облечься в старушечье платье. Надеялась, что через задние выходы успеет вывести… Хотя Пашины ребята уже с утра сидели в такси, плотным полукольцом окружившим здание вокзала. А с другой стороны – рельсы, не сбежать.
– Ах, видела бы ты её в ту минуту – закатила глаза тётя Катя. – Сидит, матушка, эдак только головку повесила. Дескать, делайте со мной что хотите, изверги. Тело моё, дескать, в ваших руках, а душа моя принадлежит одному Богу…
– Тётя Катя, – нетерпеливо прервала я её. – Это, конечно, похвально, что вы знаете наизусть классику, но давайте ближе к реальности. Что дальше-то?!
Утёнок только начала переодеваться в старьё, скидывать свою одежонку. На ней была её любимая жемчужно-серая скользкая рубашечка, сползающая с тонких плеч.
Она кротко, умоляюще вскинула на Олигарха свои ореховые глазищи, как у Бемби и… Вся её дальнейшая судьбы счастливо решилась в одно мгновение.
– Только девушка у нас, это самое… – лепетала тётя Катя Олигарху, – она у нас глухонемая. Совсем, совсем не разговаривает. Всю жизнь молчит.
– Всю жизнь молчит?! – воскликнул Олигарх. – Так это же неслыханное счастье! Об этом и мечтать невозможно!
Немедленно откуда-то – по воздуху, что ли – приплыл и материализовался пушистый шотландский плед. Олигарх бережно накинул его на дрожавшую Стеллу.
И, закутанную в тёплую ткань, перебирающую маленькими белыми босыми ножками по холодным плиткам, – её провели через пустынный зал, вывели на привокзальную площадь и усадили в бронированный автомобиль.
И сам Паша, и Пашины ребята только заскрипели зубами и волчьи оскалились в своих такси. Потому что, как не был всесилен Паша, но его власть дальше определённых границ не распространялась. А до тех недосягаемых высот, куда увозили Утёнка – тю-тю! – ему было не допрыгнуть, как ни крутись, ни визжи и ни грызи злобно собственный хвост…
– Вот, полюбуйся на нашу Стеллочку, – тётя Катя похлопала мокрыми съеденными ресничками, смаргивая непрошенные старческие слезинки. Высморкалась в носовой платок. Вынула из стола пачку дорогих зеркально-глянцевых, нестерпимо сверкающих и пускающих солнечных зайчиков журналов:
– Читай заголовки-то. Ишь, куда наш Утёнок взлетел. «Сенатор С. (это Олигарх, дай ему Бог) называет юную жену Русалочкой. «Сенатор С. со своей Русалочкой лето проводит в шале в Швейцарских Альпах, а зиму дрейфует на яхте в экваториальных водах Тихого океана». «Маленькая богиня была удостоена чести быть представленной королеве Елизавете»…
А это, видишь, особняк ихний в Канаде. Берёзки, ёлочки – тоскуют, поди, по родине-то.
Видишь вестибюль? Гранит габбро, чернее ночи! Видишь, фонтанчики в вестибюле, в виде бутылок шампанского, в рост человека! Из горлышка струя бьёт, пенится – думаешь, вода?! Шампанское! Гости бокал подставят, глотнут… Тут тебе подносы с икрой, устрицами, фруктами, бисквитами…
Вон она, наша Русалочка, узнаёшь?! В в пеньюаре на кровати. А пеньюар-то кружевами так и кипит, ручной работы! А кровать-то во всю спальню, а спинки-то серебряные!
Вот она своей беленькой ножкой ступает в бассейн – а бассейн пузырьками кипит. Говорят, чтобы его наполнить, боржом из Грузии спецрейсом, бочками на самолёте доставляют… Вот она перед псише волосы свои расчёсывает – ты такие волосы видала?!
Вот она в ванне, ангел наш. Журнал пишет, будто молодого мужа беспокоит, что жена слишком много времени проводит в воде. Ну, да на то она и Русалочка.
«Ванна у них, по модной прихоти, по капризу новорусского стиля, соединена с туалетом, – водя пальцем, вслух читала тётя Катя. – Но ведь это называется – туалет, а на самом деле – хрустальный ларец, Храм гигиены и чистоты!
А ещё сокрушается молодой муж: никак не отучит Русалочку самой покупать моющие средства. Домашняя прислуга берёт в люксовых магазинах самые дорогие, брендовые, экологичные шампуни, пенки, спа-средства: только натуральные, из целебных трав.
А Русалочка их тихонечко отодвигает в сторону и ставит на полку те, что сама купила на рынке: ядовито, ярко окрашенные, отдающие, душным ароматизатором и хлоркой. Вот такие причуды у прелестной новобрачной, впрочем, вполне невинные и простительные», – кончила читать тётя Катя.
