В одной известной пьесе главная героиня презрительно говорит другой, рыдающей: «И это напрасно. Слезами – портянку и ту не вымоешь». А вот не права Васса Борисовна, любой психолог вам скажет. Портянку, может, и не вымоешь, а душу мощно промоешь, облегчишь, очистишь. После умоешься, посмотришь на себя в зеркало («Господи, что за крокодил?!»), попудришься, глубоко вздохнёшь – и можно жить дальше.
Нынче сам юг пожаловал в наши северные широты. Теплынь, в меру дожди и много солнца. Раньше у нас как? Пройдёт ливень – и на долгие недели природа погружается в холод и мрак. Нынче тучки разбегутся – снова жара, солнышко посверкивает в благодарной мокрой, свежей зелени.
Золотисто посмуглели даже самые бледнолицые граждане. И все ягоды созрели почти на месяц раньше. В вишнях стрекочут сороки, упруго подпрыгивают на ветках, как на «тарзанках». Из малинника порскают тучи дроздов, атакующих в огороде всё мало-мальски красного цвета. Их не отпугивают чучела, фольговые вертушки, трещотки, шуршащие занавески из магнитофонной ленты и прочие чудеса людской изобретательности. Кто-то раскладывает в грядках крашенные в красный цвет камушки. Дескать, долбанёт со всей дури дрозд – и клюв набок. Не помогает.
Но вот скользит по земле большая крестообразная тень ястреба-тетеревятника в низко бреющем полёте. Он, как угрюмый пастух, хозяйски облетает свои владения. Вот только его подопечные совсем не рады такому вниманию, притаились, враз наступила мёртвая тишина. Даже сороки попрятались в застрехах. Идёт игра в «Умри-замри-воскресни».
…Малины хватает всем: людям, дроздам, горячему белому ветру, после которого землю под кустами устилает ковёр из крупитчатых волосатых, пузатеньких ягод. Шлёп, шлёп.
Малину в таких количествах, как клубнику, не съешь. Я её замораживаю в контейнерах. Зимой бросаю в блендер, туда же отправляю парочку бананов, туда же кружку молока. Не знаю, как назвать смесь: коктейль? смузи? мусс? На вкус вроде магазинного йогурта, только гораздо полезнее, дешевле и вкуснее. Очень, очень рекомендую.
Собирать малину и ухаживать за ней – одно удовольствие. Сорняки выпалывать не нужно: малина сама кого хочешь сожрёт. Осенью, когда уже прихватило морозцем, вырезаешь старые прутья. Только что малинник стоял запутанный, неопрятный, полёгший – и вот он же: выпрямившийся, чистенький, прозрачный, зеленеет крепкими молодыми побегами.
– Видите, а хныкали, что рано разбудили. Вон сколько народу нас опередило, лежебоки.
Действительно, вдоль песчаной дорожки, сворачивающей с большого тракта, уже валяются велосипеды, притулились мотоциклы с колясками и без, и даже отдельно и гордо стоят несколько разноцветных «москвичей» и «лад».
И пока мы ехали, по обочине бесконечно тянулся безлошадный люд с корзинками, бидонами, вёдрами. Настоящая малинная лихорадка!
Вот нас обгоняет мотик, увешанный гроздьями людей. В коляске сидят две хохочущие женщины, одна на коленях у другой. На самом мотоцикле уместилось пять человек(!). Считайте: водитель, пассажир на заднем сиденье, ещё щуплый гражданин ухитрился втиснуться между задним и водительским креслами. На баке сидит девочка, моя ровесница, вцепившись в основание руля. А сбоку на подножке непонятно вообще на чём стоит и за что держится парень-акробат с развевающимися на ветру длинными, по моде, волосами, и что-то кричит в ухо водителю.
Весёлый мотоцикл, приседая под тяжестью, обдаёт нас клубами пыли и скрывается. У гиббд-шника бы при этом зрелище случился инфаркт.
Малины хватало всем, обирали – только белые сосочки в листве торчат – а наутро снова красным красно! Рядом находился леспромхоз, на сотни километров тянулись заросшие малинником вырубки. Люди бродили как в гигантском зелёном лабиринте, перекликались, аукая, чтобы не потеряться.
Через несколько лет нас, школьников, будут привозить сюда сажать сосенки: чахлые жёсткие травинки, больше похожие на хвощи. Разбивали на пары: мальчики со всей силы вонзали заступы с острыми узкими штыками в хлюпающую водой весеннюю землю и раскачивали. Девочки в образовавшуюся щель быстро совали саженец. Ещё меткий удар заступа – сосенка надёжно зажата в земле. В общем, довольно опасная работа, представляю, какой шум бы подняли нынешние родители: одно неверное движение, и можно остаться без руки. А у нас как-то обходилось: мы были деревенские дети.
И однажды мне в пару попадётся двоечник и хулиган Сашка. Ладно бы он был симпатичный двоечник, а то маленький, худенький. Фу-ты, не повезло! Но не молчать же целый день. Мы заговорим, представьте себе, о книгах. И выяснится: Сашка запойно читает! Я ему признаюсь, что не люблю Горького: мне он кажется нудным и тяжёлым человеком.
– А ты заметила, у него слишком много знаков препинания? Пожалуй, даже избыток. Тире, точки с запятыми, многоточия… Очень утяжеляет текст, – небрежно скажет Сашка, этот двоечник и хулиган, у которого по русскому и литературе слабенькая, с натяжкой, троечка.
Увы, Сашка из запойного читателя превратился в запойного пьяницу. Не разглядела учительница литературного таланта: а может, в нём погиб великий критик.
Собирать малину приятно, если она крупная и её много. Да вот беда: ягода быстро оседает, какие-то бездонные банки, никак их не наберёшь. Мы с братом хитрили: прижимали отверстия банок к чистому большому лопуху, хорошенько встряхивали – и бегом к папе, пока ягоды снова не уплотнились: высыпать в десятилитровое пластиковое ведро, которое он носит на широкой перевязи на шее. Ну и шея у папы, крепкая, красная, а мы-то носим на верёвочках литровые банки – и то тяжело. Получим свою порцию похвалы – и снова на малинную охоту.
Филонили иногда, растянувшись на траве. Подслушивали, как красивые акающие городские тётеньки разговаривают между собой.
– Представьте, как деревня изменилась! Свекровь рассказывает: раньше уйдёт, дверь прутиком подопрёт – никто не зайдёт. Ни-кто! На калитку верёвочную петельку закинет – и всё. А сейчас засовы, замки… У свекрови старый чайник из стайки украли, представляете?
– Да, да, ужас!
– А молоко? Раньше соседка корову держала. Свекровь ей пустую банку на столбик поставит, рублёвку ею прижмёт. Хоть весь день рублёвка пролежит – никто не возьмёт. Ни-кто! А нынче попробуй оставь. Молоко не выпьют, так деньги унесут.
– Ужас, ужас, и не говорите!
Бывает ли когда-нибудь время, которым довольны граждане?
А к вечеру какое наслаждение сесть под кустами, скинуть растоптанные башмаки, вытянуть истомившиеся ноги. Потихоньку смолкает оркестр усталых солистов-кузнечиков, оглушительно, сухо и звонко стрекотавших весь день: будто песок с шорохом неутомимо сыплется из гигантской воронки.
Солнце дымным красным угольком катится к западу, а запах! Как если бы в воздухе разлили тягучее сладчайшее малиновое варенье. Так пахнет, когда мама ставит в остывающую русскую печь противни с малиной – сушиться. Вот и все мы будто сидим в огромной, дышащей жаром духовке, старательно пропекаемся вместе с малиной.
Можно влезть на высокий пень, чтобы поискать мамин жёлтый платок и папину синюю кепку. На сколько глаз хватает, тонут, дрожат в белой знойной дымке заросли малинника и розово-лилового кипрея.
