А ничего обидного в новом имени и не было! Алла Семеновна действительно много лет прожила на Урале, куда занесло ее вместе с родителями еще в войну, то есть совсем в детском возрасте, так что прежней Москвы она и не помнила вовсе и москвичкой себя не считала. Завод после войны решено было оставить на Урале в целях дальнейшего развития отдаленных районов страны, а родители, которые оба работали на эвакуированном заводе, папа – инженером, (правда, с небольшим перерывом на службу в ополчении), а мама техником в плановом отделе, так вот, родители тоже решили остаться и не искать новых забот, тем более что завод им предоставил отдельную двухкомнатную квартиру. А в Москве у папы и мамы была узкая длинная комната в огромной, на десять семей коммуналке, где они жили вместе с маленькой Аллой, еще более маленьким ее братишкой и бабушкой, папиной мамой, спавшей в той же комнате за толстой серой ширмой. Эта бабушка, надо сказать, обладала характером очень независимым и даже вредным, от эвакуации отказалась категорически и осталась единственной хранительницей вышеописанной комнаты.
К тому времени, когда Алла подросла, и встал вопрос о ее дальнейшем образовании и проживании, родители дружно решили отправить дочь в родную столицу. Предполагалось, что бабушка в своей теперешней старости и немощности будет просто счастлива принять и прописать взрослую внучку, а впоследствии и оставить ей жилплощадь в Москве. Но бабушка, хотя и прописала Аллу, но большой радости не высказала, дряхлеть и тем более умирать совсем не собиралась, а вместо этого завела себе друга сердца, длинного, лысого как огурец старика по имени Яков Соломоныч. И вот наша героиня, пусть и оказалась вновь жительницей столицы, но как-то сбоку припека, и, честно признаться, с грустью вспоминала свой Урал и подолгу не засыпала за пресловутой ширмой под грозный храп лысого Соломоныча.
Женский коллектив заводоуправления в составе, как уже говорилось, трех сотрудниц пригляделся, посовещался и раскрыл объятия новому начальнику цеха, тем более девушкой она оказалась скромной и приветливой, а боевой наряд и прическа скорее служили маской ее природной застенчивости, чем отражали характер. Так что на обед в столовую они стали ходить уже вчетвером, что было и веселее, и гораздо удобнее, потому что можно было занять целый отдельный столик и спокойно побеседовать на разнообразные и милые сердцу женские темы.
Конечно, по справедливости давно пора перейти к описанию остальных трех участниц этого «женского стола», но мы все-таки начнем со столовой, и вы скоро убедитесь, что она заслуживает отдельного повествования.
Вы можете не поверить, но в те далекие и небогатые времена столовая нашего завода представляла собой почти шикарное помещение: над входом, рядом с портретом Ленина, красовалось живописное панно с лужайками и цветущими деревьями, аккуратные столики на четырех человек были накрыты настоящими белыми скатертями, а в центре каждого столика стояла вазочка со скромными, но тоже настоящими живыми цветами. Вероятно, такая роскошь объяснялась отсутствием еще не изобретенных в то время пластиковых покрытий и синтетических клеенок, но какое это имеет значение! Конечно, для заказа обеда согласно скромному и слегка однообразному меню нужно было постоять в очереди и пробить чек в кассе, но поднос с тарелками уже приносила официантка в белом передничке и наколке на пышно взбитых по тогдашней моде волосах.
Заметим, что столовая принадлежала не только заводу, вернее, она совсем заводу не принадлежала, а была как бы общим непроизводственным объектом в пользовании строительно-монтажного управления, расположенного по соседству, и еще двух небольших фабрик, что в данном случае к делу не относится. А «руководящее звено» упомянутого завода с незапамятных времен приходило в столовую на обед то ли по особой договоренности с начальством управления, то ли в силу дружеских или просто соседских отношений. Благодаря управлению, хозяйству богатому и прочному, появились официантки, и цветы на столиках, и прочие необязательные, но приятные мелочи. Главное, все эти подробности не только радуют сердце рассказчика, но и имеют прямое отношение к нашей истории, которая и началась в вышеописанной столовой при самых, казалось бы, будничных обстоятельствах. Но теперь мы просто не имеем права не поговорить о других женщинах, сидящих с Аллой за столиком.
Старшей и по возрасту, и по положению была, несомненно, Галина Васильевна Ляхова, главный бухгалтер завода и председатель местного комитета. Галина Васильевна, женщина далеко не молодая, лет сорока семи или даже пятидесяти (что в глазах Аллы не имело разницы), родилась она еще в начале века и даже успела немного поучиться в дореволюционной женской гимназии, но саму революцию помнила плохо и была воспитана целиком в духе победившего социализма. К моменту нашего рассказа два взрослых сына Галины Васильевны несли положенную службу в рядах Советской армии, тихий интеллигентный муж Иван Андреевич Ляхов большой заботы не требовал, и все сердце деятельной главной бухгалтерши принадлежало родному предприятию, и в особенности его местному комитету. Без Галины Васильевны не только не распределялись изредка залетавшие на скромный завод путевки в санаторий, но и не двигались другие, более будничные дела: проводы на пенсию, разборы в товарищеском суде, субботники и коллективные походы на майскую демонстрацию. Не говоря уже про совершенно новый, с иголочки, заводской детский садик, открытый прошлой осенью! Конечно, на основную работу времени оставалось мало, но и там всегда сохранялся порядок, потому что Галина Васильевна могла полностью положиться на свою коллегу, рядового бухгалтера завода, но совсем не рядовую женщину – Раечку Зыренко.
Раечка родилась на свет, чтобы покорять мужские сердца. Это было понятно даже самому ненаблюдательному человеку, стоило взглянуть на Раечкины бездонные голубые глаза, пухлый нежный рот, который так чудесно менял очертания от легкого каприза до полной обещаний улыбки, на всю ее складную кругленькую фигуру. К сожалению, в судьбу Раи вмешалась история. Нет, не наша незатейливая история, а История глобальная, сломавшая не одну жизнь, и не одно поколение людей, а именно – Вторая мировая война. Те самые мужчины, которым полагалось жить и радоваться Раечкиной красоте, бесконечными страшными рядами ушли на фронт, и большинство из них никогда не вернулось обратно. А те, кому посчастливилось вернуться, что греха таить, обратили взоры на более юных невест, чудом сумевших расцвести в эти голодные жестокие годы. На Раечкину долю остались одинокая чистенькая комната, скромная должность бухгалтера на неприметном заводе да страстная надежда на простое женское счастье. И пусть годы стремительно летели, рождались новые дети и подрастали новые невесты, но надежда все не покидала Раечкину трепетную душу.
Описание третьей героини требует от автора особой точности и деликатности. И не потому, что речь пойдет о рядовом, но важном члене коллектива – секретаре директора. Дело в том, что между директором завода Синельниковым Иваном Никитичем и его личной секретаршей Соней Вербицкой сложились особые отношения, которые сегодня можно было бы назвать неформальными. Но названия такого в описываемые времена еще не существовало, поэтому придется прямо сказать, что Соня была любовницей директора. Только не надо судить поспешно! Ведь даже Галина Васильевна, женщина высоконравственная, относилась к сей непростой ситуации с пониманием и сочувствием.
