Счастье, что было темно, что у меня нашлись деньги на такси до дома Дженнифер, что она услышала шум колес и вовремя выглянула из окна. Мы успешно отстирали и отгладили платье и весь остаток ночи дружно жевали бутерброды с ореховым маслом и пили кока-колу, по очереди отхлебывая из двухлитровой бутылки.
Через неделю я навсегда уехала из этого городка. Еще в середине года стало известно, что меня приняли в Принстон, родители вполне успешно работали программистами и давно мечтали перебраться поближе к Нью-Йорку, Мишка со своим саксофоном и баскетболом прекрасно вписывался в любую школу. Итан уехал еще раньше меня, кажется, на следующий день после выпускного. А Дженнифер осталась. Она поступила в городской колледж, но даже не стала переезжать на кампус, не хотела покидать постаревших родителей. Сразу после окончания учебы Дженнифер начала работать учительницей в младшей школе, а еще через два года вышла замуж за Стива Уокера, своего однофамильца и страстного любителя бейсбола. Их познакомил Ларри, который вернулся в городок после колледжа и теперь работал тренером школьной команды. Семья Стива держала две пиццерии в торговом центре, но и он и старший брат обожали готовить и вскоре взяли ссуду и открыли настоящий большой ресторан, очень успешный ресторан, к ним до сих пор приезжают из других штатов. Дженнифер родила подряд двух девочек, Эмму и Абигайл, как и ее мама когда-то, только ужасно жаль, что мама через год после рождения младшей внучки умерла от инфаркта. На свадьбе Дженнифер в 1994 году я была первой подружкой невесты, хотя не так просто оказалось выбраться в период сессии, а обо всем остальном узнавала из писем, подробных писем в красивых плотных конвертах со множеством фотографий толстеньких младенцев.
Да, мы по-прежнему жили в совершенно разных измерениях. Я добросовестно распечатывала письма, бегло просматривала, писала пару ответных строк с пачкой ответных фотографий, в основном – видов разных городов и стран. Все время хотелось крикнуть – как?! Как можно каждое утро просыпаться под крик петуха в сонном тоскливом городке, трястись по одним и тем же знакомым с детства улицам, тратить годы на приготовление еды и уход за семьей? И никогда не путешествовать, не знакомиться с новыми людьми, не поискать интересную перспективную работу? И обязательно ли вообще заводить детей, то есть заведомо отказываться от свободы, денег и здоровья в пользу сомнительного удовольствия вырастить парочку дополнительных граждан? И кто может гарантировать, что твои дети получатся близкими по духу единомышленниками, а не наглыми молодыми засранцами? Но разве возможно так написать? И зачем мы вообще продолжали общаться?
Я к тому времени получила должность вице-президента в большой международной фирме, окончательно рассталась с Даниэлем и переехала в собственную квартиру в Йорквилле, на пересечении 77-й улицы и Лексингтон-авеню. Правда, в моей квартире всего 42 метра, то есть гостиная, одна спальня и практически нет кухни, но зато – хороший район, а также полная свобода и независимость. Сорок лет не такой глобальный возраст, тем более мне никто не дает и тридцати пяти. Нет, мы не ссорились с Даниэлем, думаю, нас обоих одолела скука. Скука зависеть друг от друга, обязательно ходить вместе в кино и на вечеринки, разговаривать за ужином, заранее зная вопросы и ответы, заказывать привычную друг другу еду в ресторане, заниматься сексом в одних и тех же позах. Уверена, он увлекся случайной попутчицей в командировке вовсе не потому, что она была красивее меня, умнее или успешнее, просто ради разнообразия и новых ощущений. И я скорее обрадовалась, узнав обо всем, и к тому же страшно удивила Даниэля, который целый месяц готовился к прощальному объяснению.
Мои родители давно переехали в Нью-Джерси, купили уютный домик на берегу озера, тусовались в компании таких же немолодых бывших эмигрантов из России, пели под гитару про горы и звезды, готовили жирный тяжелый салат под названием «оливье». Все они дружно болели за либералов и в узком кругу критиковали растущее засилье китайцев и мексиканцев. Мишка, в двадцать пять начавший блистательную карьеру на Манхэттене, к моему удивлению, вскоре женился, родил дочку, потом мальчишек-близнецов и уехал со всей семьей в пригород Филадельфии, где у его тестя была лошадиная ферма и скромный мебельный магазинчик. «Нет никакого смысла, – заявил он, – париться в галстуке на конференциях, когда твои дети болтаются без внимания и любви. Достаточно, что я сам так рос». Вот такой психолог. Можно подумать, он на самом деле был не моим братом, а Дженнифер!
Короче, жизнь каждого из нас катила по своей дороге, и дороги эти все больше расходились, поэтому можете представить мое удивление, когда раздался телефонный звонок и обычно спокойная Дженнифер буквально закричала в трубку:
– Дженничка, какое счастье, что я тебя застала! Не можешь ли ты приехать к нам? Нет-нет, прямо сейчас. Мне срочно нужна твоя помощь!
Белла-Бусенька и другие. Израиль. Лето 2011 года
Смешно, правда? Это мама придумала звать Бусенькой, хотя мое нормальное имя – Белла, на итальянском означает красавица. Еще смешнее, с моим-то носом! Вот мама была красавица, ничего не скажешь! С большими темными глазами и кудрявыми волосами. Самая настоящая красавица, как на картине «Неизвестная». Помните такую картину? Я еще давно из альбома вырезала и повесила над своей кроватью, потому что у меня цветных маминых фотографий нет. И все маленькие. А мне достались совсем светлые волосы, и прямые, как ни укладывай. И глаза голубые – скука! Правда, в Израиле прямые светлые волосы считают очень красивыми, даже специально выпрямляют и перекрашивают, повезло, что я сюда приехала!
Это я на отца похожа. Хотя я вообще никогда его не видела, даже на фотках, представляете?! Но мама говорила, что похожа. Мама была красавицей, учительницей английского языка и еще переводила статьи в журналах, но почему-то ни одного раза не вышла замуж. Она мне рассказывала, что много лет любила моего отца и он ее тоже любил, но я не верю. Даже если у него были другие дети и жена, почему ни разу не приехал нас повидать? Просто мама очень хотела иметь доченьку, вот она меня и родила сама для себя. Даже в одном месяце, только я пятого июня, а мама семнадцатого. И никто нам был не нужен, никакой отец. Мы жили на Украине в красивом большом городе Днепропетровске. И улица у нас была красивая, много-много деревьев, и квартира в новом доме на шестом этаже. И хотя мама была не очень молодая, мы просто прекрасно жили, слушали музыку на пластинках, бегали по дорожке в парке, покупали билеты в кино и в театр. Когда мне исполнилось восемь, а маме сорок пять, мы даже поехали в Москву! И каждый день ходили на какое-нибудь мероприятие – то в Третьяковскую галерею, то в цирк. А когда вернулись, мама заболела раком. И зимой умерла.
Плохо, что у нас никаких родственников не оказалось, поэтому меня почти сразу в детдом увезли. Хотя мамина подруга тетя Надя долго искала, но фамилию отца никто не знал, а бабушка с дедушкой умерли еще раньше. И у тети Нади я остаться не могла, потому что у них итак в двухкомнатной квартире жили пять человек. Да ничего страшного, я привыкла. Вполне хороший детдом, игрушек много, кружки разные – танцы, рисование, только очень неприятно спать в одной комнате с другими девочками – кто плачет, кто сопит.
