Может быть, вам приходилось слышать, что наша страна организует специальные программы для подростков из разных стран – бесплатные экскурсии, бесплатные школы-интернаты, прекрасный шанс поступить в университет. Родителям предоставляются все условия для посещения детей в каникулы. Конечно, Израиль заинтересован в притоке молодежи, вы правы, это наше будущее и мы готовы платить за свое будущее. А в последнее время мы все больше слышим об огромном количестве сирот в странах СНГ. Ох, никак не привыкну к этой аббревиатуре. Короче, речь идет о Белоруссии, Грузии, России и Украине. Создан специальный проект по розыску еврейских детей-сирот и вывозу их в Израиль.
Законно? Абсолютно законно, если у ребенка есть опекун израильтянин. Тогда ребенок может прожить в стране до восемнадцати лет под опекой данного человека, а потом добровольно избрать израильское гражданство. Или не избрать и вернуться домой, вы совершенно правы. Собственно, я и являюсь одним из опекунов. Немного формальным, конечно, я нахожу детей, но не забираю к себе домой, а перевожу в прекрасную молодежную деревню, где все давно оборудовано – дома, столовая, школа, спортивные площадки. Кстати, прекрасная территория, настоящий заповедник, есть летний бассейн, компьютерные классы. Нет, от вас ничего не требуется, все расходы мы берем на себя. Возможно, у вас есть подходящие дети?
– А больных вы берете?
– Обязательно! Более того, больные дети больше всего выиграют от переезда! Возможно, вы слышали, что у нас самый высокий в мире уровень медицины? Так вот, мне рассказали, что у вас воспитываются брат и сестра с фамилией Гроссман?
– Ой, Алина Карловна, – в нарушение всех запретов не мешать, когда я принимаю посторонних, в дверь просунулась испуганная мордаха Маши Степкиной, – ой, бежите скорее на второй этаж, тетя Наташа велела вас звать!
– Господи, что случилось?!
– Там Васька Гроссман больших мальчишек убивает!
– Как убивает?!
– Стулом!
Действительность оказалась хуже всех ожиданий. Вася, красный и потный, стоял посреди спальни старших мальчиков с ножкой стула в руке и оборонялся ею от трех ребят с ремнями наперевес. На голове одного из нападавших на глазах взбухала страшная синяя шишка. Тетя Наташа, размахивая банным полотенцем, храбро бросалась то на одного, то на другого, но силы явно были неравные.
– Ой, Алина Карловна, ой, голубушка, скорее! Сейчас всех поубиваю! От засранцы, от бездельники!
– Ребята, немедленно прекратите! Вася, что происходит?! Ты первый начал, говори сейчас же! За что ты на них напал?
– Вам это не надо знать. – Вася вытер рукавом лоб, бросил свое оружие на пол и вышел из спальни.
Остальные бойцы мгновенно затихли и тоже заспешили прочь. Тетя Наташа намочила полотенце и плюхнула на голову самому травмированному, но и он, громко охая, буквально растворился в воздухе.
– От паразиты, от собаки недобитые, прости господи! Вы, это, вы, Алина Карловна, не шибко огорчайтесь, говнюки, что с них взять!
– Да, что случилось, наконец?! Тетя Наташа, хотя бы вы можете внятно объяснить?
– Да, нечего объяснять, прям неудобно мне вам говорить, Алина Карловна. Егорку они заманили, за конфеты, э-э, ну, в общем, сосать у них. А Васька-то заметил.
Господин Менделевич терпеливо ждал в моем кабинете. На столе лежали заранее подготовленные бланки для оформления опекунства. Я молча подписала бланки, заполнила имена и фамилии детей – Василий Гроссман, Екатерина Гроссман, проставила дату. Потом все-таки позвала Васю. Он вошел, уже не такой взъерошенный, в чистой рубашке.
– Молодой человек, я приехал, чтобы забрать тебя и сестру в другую страну. В Израиль. У нас очень красиво, тепло, есть бассейн и компьютерные игры. Ты сможешь учиться в хорошей школе, ездить на море.
– А почему нас?
– Судя по фамилии, вы с Катей родились в еврейской семье. А большинство евреев живет в нашей еврейской стране, но некоторые до сих пор остались на чужбине. И вот мы ищем потерянных детей по всему свету и привозим домой, где их ждет прекрасное светлое будущее. Ну как, согласен?
– Значит, у вас живут евреи? Как в Америке?
– Ну, положим, в Америке живут не только евреи. Впрочем, и у нас не только. Но большинство! Ты сам увидишь, у нас замечательно.
– А Катьку точно заберете?
– Вне всяких сомнений! Более того, у нас ее обязательно вылечат от всех болезней.
– А когда ехать?
– Да хоть завтра! Только сначала нужно заказать для вас с сестрой заграничные паспорта и билеты на самолет. Думаю, это займет не более двух недель, у нас есть подобный опыт и свои возможности. По рукам?
Он молча поднял глаза на меня. Абсолютно молча, как и всегда. И тут же отвернулся.
– Ладно. По рукам.
Если бы нашлись возможности и деньги для лечения Кати, если бы очередная комиссия не приговорила Васю к коррекционному классу, если бы я могла гарантировать им обоим хоть малую часть светлого будущего, если бы Света не лишила меня любви и веры… Опять если бы. Господи, прости меня, если можешь.
Моя подруга Дженнифер. Нью-Йорк. Лето 2011 года
Нет, давайте сразу оговоримся – я не выбирала Дженнифер своей подругой. Более того, я совершенно не хотела подружиться именно с ней, нескладной светловолосой толстухой с такой белой кожей, что от первых же весенних солнечных лучей ее нос и щеки обгорали до отвратительного поросячьего цвета, что в сочетании с толстыми ножками в широких шортах и нависающим над ними животиком доводило сходство со свинкой до полного совершенства. Она сама подошла и села рядом, да еще дружески протянула липкую потную ладошку, запачканную ореховым маслом. Мол, будем дружить! Что, скажите, могла ответить восьмилетняя, умирающая от страха девочка-иммигрантка? Одна-одинешенька среди веселых и крикливых маленьких американцев, наглых свободных америкашек 1978 года.
Мы попали в Соединенные Штаты после нескольких месяцев ожидания в Вене, от которой осталось только ощущение бездомности и запретов: не мешать, не прыгать, не шуметь, не пачкать чужие вещи и, самое главное, ничего не просить! Можно представить, как мы с младшим братом Мишкой ждали новую прекрасную страну, где все можно и где у нас опять будет свой дом и свои игрушки, но, кажется, не только я и дурачок Мишка, но и наши родители предполагали какую-то другую Америку. Не маленький сонный городок, похожий на дачный поселок, где в конце самой дальней улицы, под выразительной надписью «dead-end»
[1] нам был отведен старый, скрипящий каждой половицей дощатый домик из трех комнат, обклеенный изнутри облезлыми обоями в розовых цветочках. Одна из комнат, а также темноватая кухня с множеством старых и тоже жутко скрипучих деревянных шкафов и полок находились на первом этаже, а две спальни – на втором, куда вела шаткая лестница, каждый шаг по которой отдавался в обеих спальнях как поступь великана из сказки. В нашей с Мишкой комнате, застеленной потертым ковром жуткого голубого цвета, стояла узкая двухэтажная розовая кровать, и мы сразу подрались, кто будет спать наверху, – я настаивала, что выбираем по старшинству, а Мишка вопил, что девчонкам не положено лезть наверх. У родителей почти всю комнату занимало широченное ложе с гнутыми деревянными ножками, множеством резных полочек и тумбочками. Пышное, прожжённое в нескольких местах парчовое покрывало довершало отвратительное ощущение чужого жилья, нечистоты и неуюта.
