Каждое утро этот загадочный человек делал физическую зарядку – экзотический комплекс упражнений с непременным похлопыванием себя по ляжкам. И, невзирая ни на какой мороз, окна его дома в это время всегда были открыты настежь. Вот и в то памятное утро полковник стоял в нижней полотняной рубахе, черных галифе и кедах и хлопал себя по ляжкам, как вдруг, хлопая крыльями, к дому подлетела та самая птица, села на подоконник и на ломаном русском с сильным немецким акцентом спросила крикливо и нервно: «Как тепя зофут?» Полковник страшно побледнел.
Чтобы перевести дух от произошедшего и немного опомниться, расскажу о местоположении Малых Иванов. Они находятся в Семиреченском районе… ой, губернии, на маленьком полуострове, на так называемом Гулькином носу, на берегу одной великой русской реки, из-за множества плотин ставшей в этом месте фактически водохранилищем или, если угодно, морем. С одной стороны стоялая тухловатая вода, с другой – пустые диковатые леса да заброшенные колхозные поля. Все это составляло окрестности Малых Иванов. И если бы не люди, маленькие, но по-своему любопытные, а главное, если бы не события, в тех местах произошедшие, ноги нашей там бы не было.
Поздно вечером почти в полной темноте стояла у забора баба Шура и дожидалась внука. Дело это было обычное, но все же немного нервное. В руке она держала дежурный ремень – как индеец перед точным броском держит свое лассо. Чуть подавшись вперед, баба Шура вслушивалась в приближающийся частый топот, как если бы сюда скакала лошадь или скорее жеребенок. Когда Колька выскочил из-за угла и немного сбавил скорость – верхом на деревянной лошадке, ремень засвистел в воздухе и сочно достал мягкое. Колька ойкнул и скрылся в дверях дома.
Конь-палка с большой деревянной головой и гривой из мочала стоял в углу, и мальчик кормил его с ладони хлебным мякишем.
– Где был? – спросила Александра Ивановна, схватив внука за шкирку и потащив его к тазу с водой.
– Где надо, – пробурчал в ответ Коля, доедая на ходу, а фактически уже на лету то, что не успела съесть лошадка.
– Откуда лошадь? – продолжала допрос бабка.
– Откуда надо, – отвечал внук.
Содрав и отбросив в сторону грязную одежду, Александра Ивановна усадила Кольку в таз с водой.
– Холодная, блин! – заорал он возмущенно.
– Я тебе дам – блин! Я что, должна ее пятый раз греть? – проорала в ответ бабушка и привычно и беспощадно стала намыливать его и тереть мочалкой.
Чистый, с мокрыми волосами Колька сидел за столом и наворачивал жареную картошку с салом и солеными огурцами, запивая все это молоком. Насыщаясь, малыш добрел, да и бабушка, глядя на него, мягчала.
– Так откуда лошадка? – спросила она.
– Не лошадка, а конь, – поправил внук.
– Откуда мерин? – пошутила бабушка.
– Конь! – возмутился Колька.
– Ну, конь, конь… Откуда?
– Один человек подарил.
– Как звать?
– Калькулятор.
– Кого? – не поняла бабка.
– Кого-кого, раскогокалась, – обиделся внук. – Коня так зовут! Ба, а что такое калькулятор? Он сказал – пулемет.
– Кто?
– Пред… – мальчик понял, что проболтался, почти проболтался, и зажал ладонью рот, но было, конечно, поздно.
Александра Ивановна усмехнулась.
– Я тебе приказывала подарков от него не брать?
– А он сказал: «Дареному коню в зубы не смотрят»…
Давая понять, что наелся, малыш рыгнул, тяжело поднялся, животом вперед подошел к кровати и упал на нее спиной. Сетка заскрипела и прогнулась.
– Ну что, заводить? – привычно и устало спросила баба Шура.
– Ага, – проговорил мальчик, проваливаясь в сон.
Бабушка сделала вдох, но внук вдруг открыл глаза и живо спросил:
– Ба, а что такое «Джульетта с крылышками»?
– А чёрт его знает! – искренне призналась бабка. Пришлось снова сделать вдох.
– Ба, – услышала она, и во второй раз пришлось выдохнуть.
– Ба, а ба, а ты зверей любишь?
– Зверей? – удивилась бабушка. – Да я и людей не очень-то…
– Почему?
– А за что их любить?
Мальчик не стал уточнять, кого именно не за что любить – людей или зверей.
– А если б тебе предложили зверя, ты б кого выбрала?
– Никого.
– Не, ба, так не пойдет, – не соглашался внук. – Например, кого: зебру, кенгуру или слона?
– Ну, слона, – ответила бабушка, чтобы он, наконец, отвязался.
Колька улыбнулся.
– Заводи, – успел прошептать он, проваливаясь и одновременно взлетая.
И баба Шура наконец запела:
Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под красным знаменем командир полка.
Баю-бай, командир полка.
Колька спал, и Александра Ивановна замолчала. Она перевела взгляд на висевшую над кроватью увеличенную фотографию дочери своей Любаши, снова посмотрела на внука и ласково проговорила: «Ладно француз, а ведь мог и негром родиться».
Ночью, уже фактически под утро, Андрею Егорычу Данилову по прозвищу Председатель приснился страшный сон. Ему приснилась обезьяна. Как будто она беззвучно вошла в его дом – в маленький ветхий домишко и начала в нем хозяйничать. Обезьяна была нарядная: в короткой с блестками плюшевой юбочке, в малиновом жилете, а на голове, что самое удивительное, было нечто вроде старинного русского украшения для девушек – увешанный стеклярусом кокошник, который держался на обезьяньей голове при помощи стягивающей подбородок резинки. Сзади к кокошнику была приклеена льняная косица с кокетливым бантом. Первые мгновения сна были особенно страшны. Егорычу снилось, что он спит – на своей железной солдатской койке под старым суконным одеялом, а обезьяна приблизилась и стала внимательно всматриваться в его лицо. Она была так близко, что Данилов почувствовал ее душноватое звериное дыхание.
После этого обезьяна оглядела грязную запущенную комнату и покачала головой. Подняла худосочный веник, помела пол, но, поняв, что это бесполезно, бросила веник и перешла на своих гнутых волосатых ножках к холодной плите. На ней стояло несколько грязных кастрюль, и в одной обезьяна обнаружила щи. Торопливо запустив в кастрюлю узкую продолговатую ладонь, обезьяна зачерпнула со дна и сунула ладонь в рот. Реакция ее обидела Егорыча даже во сне. Обезьяна страшно скривилась, стала плеваться и вытирать ладонь обо все, что было рядом.
Зато банка с остатками старого засахарившегося варенья обезьяну несколько утешила – она выскребла варенье ложкой и с удовольствием съела. Найдя в пачке «Примы» последнюю сигарету, обезьяна вытащила ее и заложила за оттопыренное ухо, после чего подошла к вешалке и стала стаскивать с нее – его, Андрея Егорыча Данилова, теплую зимнюю телогрейку, которую он в этом году сам еще ни разу не надевал.
