Яшка зажмурился, и обхватил голову рукой, и долгих пять секунд не двигался. Не взорвалась.
Уже в своей одежде – в плаще, подпоясанном мужским ремнем, и спущенных чулках, – Шура возилась с дверным замком, что-то шепча, приговаривая «мамочка» и поскуливая от страха.
Дверь открылась, и Шура торопливо шагнула за порог. Прощально оглянувшись, она увидела аккордеон и кинулась назад.
Но остановилась, вздохнула и присела на аккордеон, как присаживаются на дорожку. Медленно переводя взгляд со спящего господина на висящие на стене красивые иконы, поднялась, перекрестилась, после чего сказала важно и церемонно спящему господину:
– Спасибо за хлеб-соль, за все хорошее, а мы дальше пойдем…
История эта закончилась там же, где и началась – на Тверской, бывшей Горького, у дома № 17 рядом с банком «Хелп», где за стеклом витрины стоят сразу девять телевизоров: один, посредине, большой, и вокруг него восемь маленьких, а внизу написанное стальными буквами красивое и таинственное слово «Кросна».
…Был вечер, людный и шумный. Она сидела посреди тротуара на аккордеоне и смотрела по телевизору кино. Пешеходы обходили ее, иногда оглядываясь. Шура не замечала никого, потому что кино было интересное, про любовь. Рот ее был приоткрыт, а по щекам скатывались слезы.
…Был поздний вечер. Показывали смешное кино, и Шура улыбалась. К расположенному рядом ночному клубу «Найт Флайт» подъезжали лимузины, и из них выходили красивые мужчины. Озябнув, Шура поднялась и, не сводя глаз с экрана, стала притоптывать на месте и хлопать себя ладонями по плечам и бокам. Но заметив стоящего неподалеку бородатого бомжа, который смотрел на оставленный аккордеон, торопливо села на него и больше не вставала. А кино было смешное…
…Под утро из «Найт Флайта» выходили утомленные отдыхом мужчины и красивые смеющиеся женщины. Шура не видела их. Она не слышала и завывание сирен на проносящихся за спиной милицейских машинах. Кино было интересное…
…Было светло и пустынно. Сидя на аккордеоне, сжавшись и уткнувшись лицом в колени, Шура спала.
Телевизионные экраны не светились. Было чисто, светло и пустынно. Мир отдыхал.
Яша торопливо шел к ней. Он видел ее. Шура встрепенулась и открыла глаза, и увидела Яшку.
Оставив аккордеон на асфальте, Яшка и Шура уходили. Впереди была Маяковка, за ней – поднимающееся Солнце, а за Солнцем были Пимы.
Маленькие телеэкраны стали зажигаться, и на них вновь возникли те фильмы, которые помогли Шуре прожить эту ночь.
Яшка и Шура шли рядышком, то и дело касаясь друг дружки плечом, будто проверяя ненароком присутствие спутника. И когда они прошли Маяковку и вошли в Солнце, здесь в витрине зажегся и большой, центральный экран, и вновь возник люмьеровский сюжет, только другой: в неспокойное море уходила лодка, а сидящих в ней мужчин провожали женщины и дети.
1995 г.
Последние времена
Событиям, которым предстоит быть описанными ниже, предшествовала старая, трехлетней давности история, почти забытая, но, как оказалось, завязанная со всем последовавшим спустя три года в один весьма сложный узел, и я просто вынужден ее сейчас вспомнить…
Это когда Сухов по прозвищу Чучмек на свой старый, паршивый, столетний мопед выменял самый настоящий корабль…
Дело было так. Сухов стоял на берегу и ловил на удочку рыбу. Рыба не ловилась, но Сухов все равно ловил. А в это время мимо проплывал корабль, а если точнее – баржа, здоровенная такая баржища класса «река – море». И, сделав вдруг резкий крен, она направилась в сторону Сухова. Сначала он стоял и смотрел, а когда железный нос баржи пополз по песку и дальше по траве, прямо на него – Сухову пришлось спешно подхватить свою удочку и лежащий рядом мопед и отбежать на безопасное расстояние. Осторожно, негодуя, он наблюдал, как спустился по железной лестнице на землю и направился к нему, слегка покачиваясь, человек. Он был строен и красив – в черных клешах, тельнике под расстегнутым бушлатом и сдвинутой набок капитанской фуражке с крабом.
Человек к себе располагал.
Широко размахнувшись и сочно поздоровавшись ладонью о ладонь, он представился:
– Фамилия Гаврилов, прозвище Альбатрос.
– Фамилия Сухов, прозвище Чучмек, – ответно представился Сухов.
– Нерусский? – удивился Альбатрос.
– Да нет, просто я в Средней Азии долго жил. Вернулся, меня и прозвали, – объяснил Чучмек.
– А деревня как называется?
– Деревня Малые Иваны, – доложил Чучмек.
– А Большие где? – спросил гость и засмеялся. (Был он навеселе, вот и было ему весело.)
– Большие водой залило… Давно уже… Когда плотины стали строить, – терпеливо объяснил Чучмек.
Альбатрос вздохнул, плюнул на землю, растер ногой плевок и, становясь серьезным, предложил:
– Слушай, Чучмек, давай меняться! Я тебе свою посудину, а ты мне свой мопед плюс бутылку водки.
Сухов посмотрел на баржу, потом на капитана и спросил недоверчиво:
– А она что, твоя личная?
– А чья же еще? – обиделся Альбатрос. – Документы в кармане. Когда порт делили, мне моя и досталась. Я на ней механиком начинал. Да возить сейчас нечего, ну, я ее на Дальний Восток и погнал, корейцам хотел продать. А плыть решил реками – страну захотелось посмотреть. Посмотрел – больше не хочу… Хохлы достали на Днепре! В Москве, правда, отдохнул, погулял в порту пяти морей. Но все равно – не могу больше! «Россия, нищая Россия!..» А главное, без моря не могу, без моей седой Балтики… Плачу, а слезы – они… соленые… Понимаешь, Чучмек?
Сухов облизнул пересохшие губы.
– У меня нет водки, – тихо сообщил он.
– Без водки… – Альбатрос решительно помотал головой.
– У меня мопед тоже хороший, – Чучмек попробовал все же поторговаться.
– Без водки – нет! – отрезал Альбатрос, и Чучмек испугался.
– Подожди немного! Подождешь? – с надеждой спросил он.
Альбатрос посмотрел на свои роскошные наружные часы и объявил:
– Пять минут, засекаю…
И Чучмек услышал стрекотанье секундной стрелки.
С треском и грохотом подлетел он на своем мопеде к сельмагу и, топоча сапогами, влетел внутрь.
– Ты еще на своей керосинке сюда въехай! – заругалась продавщица Катя.
Кроме нее там еще была почтальонка Тося. Женщины, конечно, понимали, что ему нужно, и смотрели насмешливо.
– Девчата, – хрипло обратился к ним Сухов.
– Были девчата, – парировали Катя и Тося и засмеялись.
Не затихающие ни на мгновение секунды застучали громче и чаще.
– Чего они только за бутылку не сделают?!
– Родину продадут, – комментировали бабы нормальную, в общем-то, ситуацию, раздувая, как всегда, из мухи слона.
