Казалось, что Сталина это не удивило. Он рассказал о разговоре Молотову. «Цену себе набивают», — отреагировал Молотов. Сталин только усмехнулся. «Пусть набивают, — ответил он. — Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы».
Глава 16 Эпицентр
Июль — август 1945
Пока Фриш наблюдал за тем, как над пустыней Нью-Мексико занималась заря маленького рукотворного солнца, на военно-морской верфи Хантере-Пойнт в Сан-Франциско полным ходом шли приготовления к первому военному применению первого «ученого» оружия. Фурман (его артиллерийский значок был неправильно приколот к униформе — вверх ногами) наблюдал за тем, как две части урановой бомбы «Малыш» загружались на военный корабль Indianapolis. Разумеется, всех интересовало, что за штуковина находится в большом деревянном ящике. Кто-то пошутил, что там нижнее белье Риты Хейворт
[150].
Маленький, но довольно тяжелый сосуд, который занесли на борт два моряка, выглядел менее подозрительно. Сосуд был из свинца, в нем находился стержень из урана-235, который предназначался для выстрела в полый цилиндр, образуемый урановыми кольцами на другом конце бомбы. Сосуд прикрутили к полу в каюте флаг-адъютанта и приставили к нему круглосуточную вооруженную охрану.
Капитану Indianapolis не объяснили ни сути возложенной миссии, ни ее истинного назначения. Дик Парсонс сообщил ему, что корабль без конвоя направляется на остров Тиниан в Тихом океане. Капитан с некоторой подозрительностью посмотрел на свинцовый сосуд. «Надеюсь, мы не собираемся применить в этой войне бактериологическое оружие», — сказал он. Ему не ответили. Всего через четыре часа после завершившегося успехом испытания «Троица» урановая бомба «Малыш» была отправлена из Сан-Франциско на Марианские острова.
Через четыре дня, в пятницу 20 июля, туда же из Лос-Аламоса направилась небольшая группа физиков. Ее возглавлял Норман Рамзей. В состав группы входили Сербер, Альварес и Пенни. Они должны были собрать бомбы «Малыш» и «Толстяк» на острове Тиниан и подготовить их к сбросу в Японии. Из аэропорта Альбукерке они сначала вылетели на военную базу Вендовер в штате Юта на краю пустыни Солт-Лейк; здесь дислоцировалась 509-я Сводная группа. В Вендовере физиков зачислили в действующую армию. Сербер получил чин полковника. Альварес стал лишь подполковником, чем был разочарован. Ученым выдали паспорта, военную форму, армейские жетоны и наборы для технического обслуживания. Из всех в форме наиболее естественно смотрелся Сербер: проходившие мимо солдаты отдавали ему честь.
Группа пересекла Тихий океан на транспортном самолете С-54 и прибыла на Норс-Филд на острове Тиниан 27 июля. Indianapolis доставил свой груз к месту назначения днем раньше
[151].
Тиниан — это маленький остров, 20 километров в длину и не более 8 километров в самом широком месте. На этом этапе войны Норс-Филд стал крупнейшим в мире аэродромом, на котором было шесть взлетных полос длиной по 2,5 километра, которые заканчивались на вершине крутой скалы, возвышавшейся над морем на 15 метров. Физикам довелось наблюдать за тем, как день за днем в небо поднимались сотни В-29 и следовали по «Дороге Хирохито», чтобы снова и снова посыпать японские города убийственным и разрушительным металлическим градом бомб. Генерал-майор Кертис ЛеМэй, командующий стратегическими военно-воздушными операциями против Японии, называл эти вылеты «огненной работой». До отказа нагруженные бомбардировщики, взлетев, иногда грозно ухали вниз и лишь после этого медленно поднимались на свою крейсерскую высоту. Порой летчикам не удавалось вывести самолет из падения. Тогда машина «как будто на бреющем полете влетала в открытое море или бухту, вспыхивая гигантским факелом». Самолеты были настолько нагружены бомбами, что не менее процента экипажей рисковали погибнуть таким образом. ЛеМэй считал эти потери приемлемыми, учитывая, что не приходилось организовывать большее количество самолетовылетов с меньшей бомбовой нагрузкой.
На Тиниане физики привыкли к служебному распорядку, об этом Сербер писал своей жене Шарлотте, ожидая возвращения в Лос-Аламос.
Жизнь здесь быстро вошла в колею. Мы вставали около 6:00, завтракали в 7:00. Затем все отправлялись работать до 11:00. Потом был ланч и мы загорали до часу дня, если погода позволяла. Затем работали примерно до 16:30, обедали около 17:00 и бездельничали до 19:15 — бывало, нам показывали кино или какое-нибудь представление. Кино прерывалось на 15 минут на новости и фронтовые сводки. После кино мы шли в офицерский клуб, пили пиво или колу и около 22:00 отправлялись спать.
Физики после обеда любили купаться на Желтом пляже. Сербера поразило количество гильз от пулемета 50-го калибра, которыми было усеяно морское дно, — свидетельство огневой мощи 2-й и 4-й американских дивизий морской пехоты, атаковавших и захвативших Тиниан в июле — августе 1944 года. При бомбардировке японских бастионов, укрытых в пышной растительности острова, впервые был применен напалм.
Тиббетс и экипажи 15 специально модифицированных В-29 после прибытия на Тиниан отрабатывали полеты на Иводзиму и обратно. Они практиковались в сбросе обычных бомб и «тыкв» — примитивных моделей «Толстяка», выполненных в натуральную величину. «Тыквы» состояли из бетона, каждая была начинена почти 3 тоннами фугасной взрывчатки и окрашена в ярко-оранжевый цвет. Только Тиббетсу было известно, чему именно они сейчас учатся, поэтому ему самому запретили выполнять боевые вылеты на территорию врага.
Поскольку раньше никто и никогда не сбрасывал атомных бомб, неудивительно, что Тиббетс волновался и за судьбу своих летчиков, и за себя самого. Он разработал тщательный план маневра, позволявшего уйти от взрыва: поворот на 150° примерно за 30 секунд на высоте 9100 метров на скорости 320–400 километров в час с выходом на обратный путь на 500 метров ниже уровня сброса бомбы. Он попросил Сербера оценить такой маневр. Сербер быстро сделал некоторые расчеты и пришел к выводу, что в таком случае экипаж будет в полной безопасности.
Никакой капитуляции, никаких уступок
Пока «Малыш» и группа физиков различными путями добирались до Тиниана, в Потсдаме и Токио бушевали политические и военные дебаты. Принимались решения о будущей судьбе Японии и о том, какую роль в этой судьбе сыграют атомные бомбы.
Эйзенхауэр узнал от Стимсона об успешном исходе испытания «Троица» за обедом в штаб-квартире Союзников в Германии. Он сказал, что следовало бы обойтись без применения бомбы. Эйзенхауэр утверждал, что японцы готовы к капитуляции. «Я был в числе тех, кто чувствовал, что существует довольно много причин, по которым можно поставить под сомнение разумность такой бомбардировки». Эйзенхауэр не хотел, чтобы именно его страна первой воспользовалась таким оружием. Стимсон пришел в ярость. Он, один из тех, кто одобрил выделение двух миллиардов долларов на создание атомной бомбы, теперь чувствовал на себе бремя моральной ответственности за ее применение. Другие члены американского командования разделяли соображения Эйзенхауэра, но некоторые, например ЛеМэй, — по причинам скорее практического, чем морального плана. ЛеМэй методично стирал с лица земли японские города своими зажигательными бомбами. Войну можно было выиграть и без помощи ядерного оружия. Она завершалась, и конец был только делом времени.
