Рука сама по себе потянулась во внутренний карман пиджака, чтобы достать телефон. Автоматически кликнул номер Ярика, и тот ответил сразу, будто ждал его звонка. И вопрос тоже прозвучал автоматически, таким, каким только что прозвучал в голове:
– Это ты ее научил такой подлости, да?
– Во-первых, добрый вечер, Платон, – обыденным тоном, как будто ничего не случилось, проговорил Ярик. – А во-вторых, я прошу тебя успокоиться, прежде чем мы станем говорить.
– Да? Может, и мне пожелать тебе доброго вечера, а? Во-вторых, я совершенно спокоен! Так спокоен, как может чувствовать себя человек, которого дважды предали! А в-третьих, ты не ответил на мой вопрос… Это ты научил Вику такой подлости, да?
– Подлости? Ты о чем, Платон? Ты о документах сейчас толкуешь? – переспросил Ярик, и в голосе его не слышалось никакой виноватости, только обычная деловая составляющая.
– Да. О документах я толкую, Ярик.
– Странно… Я думал, ты сначала про Вику спросишь.
– А чего спрашивать? И без того все ясно.
– Хм… А что, тебе документы важнее, чем жена? Значит, не любил ее, что ли?
– Ты хочешь, чтобы я тебе сейчас о своих чувствах к Вике рассказывал?
– Да нет… Это у меня такая защитная реакция, сам понимаешь. Когда человек делает другому человеку какую-то пакость, он должен быть готов к обороне. Тем более если без этой пакости обойтись нельзя, если она имеет для него жизненно важное значение. Иногда без пакости просто не обойтись, дружище. Просто не выжить, и все.
– Даже так?
– А ты думал – как? Если я точно знаю, что не могу проиграть этот процесс, права не имею… Если от этого зависит моя репутация, моя жизнь… Да что я объясняю, ты сам знаешь, какие деньги там задействованы, какие люди! Что мне оставалось делать, дружище?
– Ну, теперь точно не проиграешь… Дружище.
– Да, теперь не проиграю. И постарайся отнестись к моему поступку философски, Платон. Нет, я не прошу у тебя прощения, знаю, что это глупо звучит в данный момент. Но все-таки сам рассуди… Для тебя нет ничего ужасного в том, если проиграешь этот процесс, а для меня… Для меня это более чем ужасно.
– Что, на большой гонорар подписался, да?
– Не в том дело… Я еще раз тебе повторяю – ты знаешь, какие там люди завязаны. И мне эти люди нужны. Мне еще карабкаться и карабкаться вверх по этой лесенке… Чтобы быть там, куда ты на лифте поднялся с помощью маминых денег… Каждый в этой жизни использует доступные ему возможности, Платон. Ты использовал мамины деньги, я использую подлость. Все философски объяснимо, дружище. И всем одинаково хочется жить. Разве не так?
– А как же совесть, Ярик? А наша дружба?
– Ой, только не надо вот этого мушкетерства и благородства, умоляю тебя… Это жизнь, Платоша! Всего лишь жизнь!
– Это дерьмовая жизнь, Ярик. Я бы не смог.
– Ну, о чем речь… Конечно, ты бы не смог. Тебе сразу были даны все козыри в руки, чтобы не смочь. А ты попробуй без козырей, я тогда посмотрю… Какая у тебя будет жизнь, дерьмовая или не очень. И вообще… Это пустой разговор, Платон, потому что мы ведем его с разных позиций. Оставь весь этот пафос себе, ладно? А я как-нибудь обойдусь и без пафоса. Тем более – зачем он мне в дерьмовой жизни, сам подумай?
– Значит, это ты уговорил Вику, чтобы она украла у меня документы?
– Нет, я не уговаривал. Ты плохо знаешь свою жену, Платон. Она сама предложила.
– А ты, стало быть, не отказался?
– А я не отказался.
– Взял в качестве приданого, да?
Ярик хмыкнул:
– Как смешно звучит… В качестве приданого. Наверное, да, именно так все совпало. Я не хотел такого критического конечного результата, но Вика утверждает, что беременна от меня. Сам посуди, не могу же я как порядочный человек…
– Кто порядочный? Ты – порядочный?
– Ну ладно, ладно! Опять мы к пафосу возвращаемся. Давай я буду последней сволочью, а ты будешь порядочным. Если тебя это утешит…
– А я ведь считал тебя другом, Ярик, – с горечью произнес Платон. – Еще вчера. Странно, правда? И еще вчера у меня была жена…
– Ты чего хочешь, Платон? Да, ситуация ясна во всем ее мерзейшем многообразии. Да, как случилось, так случилось. И если уж честно тебе признаться, мне тоже не очень нравится то, что случилось. Это я так, бодрюсь… И нападаю, чтобы таким образом защититься. И поверь мне, Платон… Плавать в мерзейшем многообразии ничуть не легче, чем сидеть и смотреть на этот процесс со своего праведного берега.
– Ладно, плавай… Что я еще могу сказать?
– А я и плаваю. Что мне еще остается делать?
Сил больше не было слышать голос Ярика – Платон нажал на кнопку отбоя, сунул телефон в карман пиджака. И находиться дома тоже сил не было. Надо уйти, уйти отсюда быстрее… Да, что же он хотел еще сделать? Кажется, выпить… В машине бутылка есть – непочатая…
Что было потом, он уже плохо помнил. Вкус крепкого виски во рту – помнил. Капли дождя на ветровом стекле – помнил. Ночь, свет огней, мелькание домов и деревьев – помнил. А куда ехал – не помнил… И как оказался на трассе далеко за городом, и как врезался во встречную фуру – не помнил…
Очнулся утром, уже в больнице. Долго смотрел в потолок, пытаясь справиться с тошнотой и сильной головной болью. Попытался встать, но мешком свалился обратно – тело было вялым и неживым, будто в нем не оставалось ни капли крови. Среди всего этого ужаса выплыло вдруг девчачье лицо с испуганными глазами, в зеленой шапочке до бровей:
– Не вставайте, не вставайте, вы что… Вам нельзя, вы же под капельницей… Очнулись, и хорошо. Я сейчас врача позову…
Что ж, по крайней мере, сообразил, что в больнице. А вот и другое лицо проявилось – мужское, сурово снисходительное, тоже в зеленой шапочке до бровей.
– Как себя чувствуете? Говорить можете?
– Да… Я что, в больнице? Что со мной случилось?
– Ну, это я у вас хотел спросить, что случилось… Наверное, что-то из ряда вон, если, будучи за рулем, так набрались. Еще хорошо, что водитель фуры сумел вовремя затормозить и увернуться, вы по касательной его протаранили, потому без переломов обошлось, одни внешние повреждения. Но головой в стекло врезались основательно. Болит голова-то?
– Болит… – произнес Платон. – И тошнит очень сильно…
– Ну, это понятно. Будем лечить. Волшебная капельница с мексидолом делает чудеса, через пять дней на ноги встанете. А пока лежите, вставать вам нельзя. Да и не сможете, я думаю. Если нужду справить надо – не стесняйтесь, просите медсестру, пока родственники не появятся. Мы вашей жене уже отправили сообщение.
– Кому?!
– Жене. Ну, или я не знаю, кем она вам приходится… По крайней мере, у вас в телефоне обозначена как «любимая». Правда, почему-то любимая ваша трубку никак не берет… Звонили ей, звонили. Потом просто сообщение отправили – ваш муж в такой-то больнице, мол, приезжайте. И еще кому-то звонили, я уж не помню… В вашем телефоне большой список абонентов. Так что ждите, все равно кто-нибудь объявится.
