Так и кружил по городу на автопилоте, послушно останавливаясь на светофорах и пропуская пешеходов на «зебре». И ни о чем не думал. Казалось, если начнет думать – умрет. И если остановится – тоже умрет. И не заметил, как совсем стемнело, как город зажег огни…
Потом пришла в голову странная мысль – а что, интересно, делают рогатые мужья в таких случаях? Которые на колени не падают, которые говорят: уходи? Наверное, надираются в стельку. Вместе с лучшим другом, который понимает и сочувствует.
Да, это было бы хорошо – надраться в стельку с лучшим другом… Только вот незадача – друг у него всего один. Яриком зовут. Друг-предатель. Если друг оказался вдруг… И не друг, и не враг, а так.
Да и черт с ним, у него же братья есть. Старший Антон и младший Лео. Вот с Лео вполне можно надраться! Надо только в магазин заскочить, взять что-нибудь такое… Покрепче. Чтоб с ног валило.
Лео открыл ему дверь и даже не смог спрятать свою досаду, но эта досада была последнее время привычным явлением, никто на него даже не обижался. Понятное дело – у парня творческий зуд, ему не до гостей. Еще и выставку в Хьюстоне мать ему организовала, то есть ее муж организовал, конечно. Договорился со знакомым галерейщиком.
– Привет… Что-то случилось, Платон? – всмотревшись в его лицо, тревожно спросил Лео.
– Давай выпьем, а? Потом расскажу…
– Я не могу сейчас пить, времени просто нет. Если что-то случилось, ты так скажи.
– Да брось! Давай выпьем! Брат ты мне или кто, в конце концов?
– Брат, конечно. Платон, я правда не могу. В любое время, но только не сейчас.
– Почему? К свадьбе готовишься, да?
– Да к какой свадьбе… То есть свадьба будет, но после выставки. Мама уже все организовала, мы послезавтра летим. Послезавтра! Ты слышишь меня, Платон? А визы только завтра готовы будут!
– А Машенька тоже в Америку летит, стало быть?
– Ну да…
– Молодцы… Молодцы, ребята. И мама наша молодец, подсуетилась. А чего ты нервничаешь, если все так хорошо складывается?
– Я не нервничаю, я волнуюсь. Один день остался, а еще столько дел надо сделать! – признался Лео. – Самолет послезавтра вечером! Все впритык. Да, ты прав, я очень нервничаю… Не знаю, за что схватиться…
– Ага, – кивнул Платон. – И тут еще я со своим «давай выпьем». Понимаю, понимаю.
– Не обижайся, Платош! – попросил Лео. – Я ж объясняю – цейтнот. Извини, брат… Это моя первая выставка…
Лео проговаривал последние фразы уже автоматически, глядя поверх головы Платона. Говорил, а лицо было отрешенным, с приклеенной к нему виноватой улыбкой. Что бы Платон сейчас ни ответил – все равно бы не воспринял как надо.
– Ладно, пока. Счастливо тебе, Лео. Машеньке привет передавай.
– Извини, Платош… – снова извинился Лео. – Обещаю тебе – когда вернусь, обязательно напьемся.
– Ну, если повод не рассосется…
– А мы и без повода!
– Ну да…
Слегка похлопав Лео по плечу и стараясь изо всех сил улыбаться, Платон развернулся и пошел к двери. Лео двинулся было за ним, но Платон махнул рукой и проговорил не оборачиваясь:
– Не надо, я дверь за собой захлопну. Давай, счастливо тебе.
Усевшись за руль, он бросил пакет с выпивкой на заднее сиденье, потом вытащил из кармана телефон, кликнул номер Антона.
Антон не ответил. Номер Ольги тоже не отвечал. Позвонил на домашний номер – трубку взяла домработница Тамара, сообщила вежливо, что хозяева уехали по делам в Берлин. На неделю. С достоинством сообщила, будто хозяйский отъезд в Берлин был ее личной заслугой. Потом с таким же вежливым достоинством поинтересовалась, не передать ли чего.
Платон вздохнул с тоской – что я могу передать, милая? Что жена меня предала? Дорогая жена, свет очей, стерва моя любимая? Еще пару минут, и сдохну сейчас от горя? Да этой тоски никакими словами не передашь, милая…
Потом он долго еще сидел в машине, глядел, как моросит августовский дождь, как покрывается мелкими каплями ветровое стекло. Капли набухают и соединяются одна с другой, и стекают зигзагами вниз, и новые капли падают на их место. Картинка вполне успокаивающая, если ни о чем не думать, просто смотреть. А если думать…
А если не думать все-таки? Да, не думать. Просто взять и забыть, что случилось. А почему нет? Если сильно свою женщину любишь, если жить без нее не можешь… Мало ли, почему ты ей сказал – уходи? Да потому! Нервы не выдержали, достоинство взорвалось. Ну и черт с ним, и пусть взорвалось, пусть даже разлетелось на мелкие осколки. Некоторые всю жизнь живут без достоинства, и ничего… Может, и у него получится? Чем черт не шутит, надо попробовать…
Платон вздохнул, и стало легче, будто он принял для себя какое-то решение. Завел машину, включил «дворники», поехал в сторону дома. Да, надо попробовать, чем черт не шутит… Взять и забыть! Ничего не произошло, все идет по-прежнему! Ну, не будет в его жизни Ярика… И что? И хорошо, что не будет. Надо еще ему в морду дать, сказать что-то гадкое, чтобы после этого Ярик вообще никак не проявлялся… Исчез из их с Викой жизни к чертовой матери!
Когда Платон открыл дверь, то сразу понял, что в квартире пусто. Нет Вики, ушла. Совсем ушла. Медленно прошел по всем комнатам, зажигая свет и болезненно щурясь. Заглянул в спальню – дверцы платяного шкафа были раздвинуты, на перекладине сиротливо жались один к другому пустые «плечики». Почему-то вспомнилось, как Вика постоянно напоминала ему, что пора бы заняться перепланировкой квартиры и выделить для ее нарядов отдельную гардеробную. Не может уважающая себя красивая женщина обойтись без гардеробной комнаты, разве это не понятно?
Потом постоял у распахнутого настежь окна спальни, вдыхая в себя влажный воздух. Лучше не стало, наоборот, от воздуха внутри образовался плотный шар и давил на сердце, и норовил остановить его совсем, чтобы не бухало так болезненно и гулко. Наверное, надо выпить что-нибудь сердечное… Никогда сердце так не бухало. Вика, Вика… Что ты делаешь со мной, а? В кого я превращаюсь? Почему веду себя как неврастеник? Почему не могу справиться с этой подлой ситуацией?
Да, надо выпить. Только не сердечное лекарство, а что-нибудь покрепче. Много выпить. Разом. Чтобы оглохнуть, ослепнуть, ничего не чувствовать. Жаль, купленная бутылка в машине осталась, возвращаться за ней неохота. Но наверняка в баре виски есть или коньяк.
Платон закрыл окно, быстро прошел мимо раззявленного шкафа с его жалкими «плечиками», по пути в гостиную зачем-то заглянул в свой кабинет… Ох, лучше бы не заглядывал! Что, что она делала в его кабинете?! Ладно, шмотки свои забрала, но почему в его рабочем столе, в его святая святых, все ящики вывернуты наружу? Да когда это было, чтобы Вика вдруг проявила хоть какой-то интерес к его делам?
С недоумением принялся перебирать разваленные по столу бумаги… И вдруг догадался, в чем дело. Даже не догадался, а ужаснулся. Она документы украла. Те самые документы, с которыми он должен был необратимо выиграть процесс. Общий процесс с Яриком, только они были в этом процессе по разные стороны баррикад… Это что же, Ярик ее научил такой подлости?
