– Любишь его, да?
– Очень люблю. И он меня любит. Я ему нужна.
– Хм… Как странно ты говоришь – я ему нужна…
– А что тут странного, не пойму? – Маша повернула к Платону заплаканное лицо.
– Ну как же… – задумчиво улыбнулся Платон, глядя в окно. – Ты будто воедино связываешь одно с другим. Он меня любит – я ему нужна. Слышишь, как это у тебя звучит единой нотой?
– Ну да… А разве бывает иначе? – удивленно моргнула Маша.
– Хм… Даже не знаю, что тебе и ответить. Ну, допустим… А если уже не будешь нужна? Стало быть, тогда тебя можно разлюбить? Или сама разлюбишь?
– Не знаю, Платон… – честно ответила Маша. – Я именно так понимаю суть любви, так чувствую. Мне самой необходимо сознавать свою нужность. Иначе я не могу.
– Ну, ты мне все больше и больше открываешься, милая Машенька. Прям святая Магдалина, честное слово…
– Да перестань! Никакая я не святая, я обыкновенная. Я просто люблю, и все. Я нужна Лео.
– Да понял я тебя, понял… И все равно ты – не совсем обыкновенная. И знаешь, я завидую Лео белой завистью. Если б меня так Вика любила… Э-эх…
Вика тем временем в мастерской продолжала терроризировать бедного Лео, с пристрастием разглядывая Машин портрет:
– Что, может, и меня сподобишься написать, а, талантливый ты наш? Я тоже хочу портрет! Назначай время первого сеанса!
– Извини, не могу, – не без удовольствия развел руки в стороны Лео, слегка поклонившись.
– А чего так?
– Заказов много, времени совсем нет.
– А если по блату? Если какую-нибудь второстепенную заказчицу отодвинуть?
– Ну, если только по блату… Если ты себя будешь прилично вести и ни на кого не бросаться. Но такое вряд или возможно, я правильно понимаю?
– Да ладно. Ни на кого я не стану бросаться, успокойся уже. Ишь, как за свою Машу обиделся.
– Да, я обиделся. Все верно говоришь.
– Ну, ладно, ладно, проехали… Слушай, а меня ты тоже будешь без косметики изображать, да? Учти, я не хочу без косметики!
– Послушай меня, Вика! – едва сдерживая себя, тихо проговорил Лео. – Может, мы все-таки решим, кто будет работать над портретом, а кто будет позировать? Если ты хочешь руководить процессом, то закажи себе фотосессию и успокойся. А ко мне не приставай больше, поняла? И все, и закроем вопрос, я думаю.
Вика сделала оскорбленное лицо и собралась ответить весьма гневливо, но что-то будто сработало в ней, переключился невидимый тумблер, и гнев иссяк. Наверное, то обстоятельство сработало, что в данный момент она находилась в гостях, на чуждой ей территории. Да еще и Ольга с Антоном явно ее не поддерживали. Но с другой стороны – не оставлять же последнее слово за Лео! Если гнев не уместен, значит, снова пора призвать на помощь насмешливое пренебрежение!
– Фу, Лео… – дернув плечиком, капризно произнесла она. – Где ты научился так по-хамски разговаривать? А впрочем, чему я удивляюсь. Когда эта мойщица окон рядом с тобой… Кстати, а как ты назвал ее портрет?
– Так и назвал – «Мойщица окон». Ты правильно угадала. По-моему, прекрасное название получилось.
– Фу… – снова поморщилась Вика, пристально вглядываясь в портрет Маши.
– А я бы назвал его по-другому… – вдруг задумчиво произнес Антон, вклинившись в их диалог, – а я бы назвал его – «Нежность Магдалины»… А еще лучше – «Чувство Магдалины»… Что-то есть такое во взгляде у Маши, ты не находишь? Такая прекрасная жертвенность. Такая наивная самоотдача. Да, я бы его назвал – «Чувство Магдалины».
– А почему Магдалины? – заинтересованно переспросила Вика. – Что, Маша еще и по этому делу промышляет, да?
– По какому делу? – одновременно повернули к ней головы Лео и Антон. – Что ты имеешь в виду?
– Ой, а вы будто не поняли, что я имею в виду! – с сарказмом пропела Вика.
– Нет, не поняли, – тихо и требовательно ответил Лео. – Объясни, пожалуйста.
Видимо, Вика услышала в голосе Лео что-то совсем уже нехорошее для себя. Грозное. Гневное. Почувствовала приближающуюся точку кипения. И потому проговорила слегка растерянно:
– Ну, так Магдалина же… Образ женщины легкого поведения, это общеизвестно…
– Бедная, бедная Магдалина! – тихо рассмеялся Антон, глядя на Вику с насмешливым умилением. – Пала жертвой клеветы неграмотных православных… Ведь ты православная, Вика? Не католичка?
– Конечно, я православная. Откуда мне быть католичкой? И я не понимаю, при чем тут…
– В том-то и дело, Вика, что не понимаешь. А когда нормальный человек что-то не понимает, он помалкивает себе в тряпочку и оттого не выглядит смешным и глупым.
– Это я выгляжу смешно и глупо?
– Ну да… – кивнул Антон. – А кто же еще?
Вика не нашлась что ответить. По лицу Антона было заметно, как ему нравится Викино смятение. И Ольга смотрела на Вику тоже с досадой – что ж ты, мол, оплошала так, милая родственница? Подаешь себя умной и образованной, а на самом деле… И лишь Лео не выдержал неловкой паузы, принялся объяснять тихо, глядя Вике в глаза:
– Понимаешь, в православной и католической церквях почитание Магдалины существенно различается… В православии она почитается исключительно как мироносица, излеченная от семи бесов, а в традиции католической церкви – там да… Там долгое время было принято отождествлять с ней образ кающейся блудницы… Да и то это было всего лишь допущение, этакий легендарный материал, доказательства которому в Библии нет. И когда Антон предложил назвать портрет «Чувство Магдалины», он совсем другое имел в виду…
– А что он имел в виду? Что твоя Маша – святая мироносица?
– А это ты у Антона спроси.
Антон не успел ничего ответить Вике – к ним уже торопились Маша и Платон. Машино лицо было хоть и заплаканным, но вполне приветливым, и голос прозвенел, как веселый колокольчик:
– Может, мы все к столу пойдем, а? Выпьем за встречу?
– Ой, Машенька! Вот мы идиоты! – развел руки в стороны Антон. – Совсем забыли, что не так просто в гости званы, а на твой день рождения! Поздравляем тебя, дорогая!
– Да, у нас и подарок для тебя есть… – поддержала Антона Ольга. – Но это потом, за столом.
Застолье и вкусная еда примирили все разногласия, и даже Вика принародно попросила у Маши прощения за свой «наезд». Платон, конечно, по-своему прокомментировал такие перемены в настроении супруги – склонившись к уху Маши, прошептал тихо:
– Она когда выпьет, покладистой становится, как тигренок… Но все равно – лапки к ней в пасть не стоит засовывать, поняла? Откусит играючи. Это так, на будущее. Я все-таки уверен, что ты с ней в конце концов подружишься.
– Конечно, мы подружимся! Я надеюсь! – легкомысленно произнесла Маша, отпивая из бокала вино. – А я, когда выпью, страшной хохотушкой становлюсь, меня все кругом веселит…
