– Да… – тихо пискнула Лёля.
– А в руке у тебя будет яблоко. Большое такое, спелое, сочное, и не гламурное, а с корявинками… Только-только с ветки сорванное… Живое яблоко, поняла? И обязательно – надкушенное, чтобы видно было спелое яблочное нутро. И выражение лица ты мне сделаешь такое, будто ты только что его надкусила и прислушиваешься – какое оно? Кислое? Сладкое? Терпкое? Сочное? Мне нужен именно этот момент… Этот ракурс… Ты сможешь, Лёля?
– Да, смогу, – уверенно сказала Леля. – А когда мы начнем, Лео?
– Завтра с утра. Я жду тебя ровно в девять. С яблоками.
– Ой, а где ж я найду такие… Чтобы только с ветки сорванные, чтобы с корявинками?
– Утром на рынок заедешь, там бабули ведрами их продают.
– А! – закивала Леля. – Да, я поняла… Боже, как интересно! Я уже будто вижу себя – такую!
Лёлин портрет был готов через неделю и тоже вполне удался. И опять Глеб Лаврович глядел на него завороженно и повторял те же самые восклицания по новому кругу:
– Ну, ты даешь, Лео! Да ты портретист, батюшка, талантливый портретист! А как Лёлька-то моя хороша! Вся душенька наружу вывернута… Она ведь такая и есть, Лёлька, если всю гламурную шелуху снять.
– Спасибо, Глеб. Ты же знаешь, как важна для меня твоя оценка, – тихо проговорил Лео, опуская руку на плечо Глеба.
– Да что там – спасибо! За что – спасибо! Да ты хоть понимаешь, что творишь, друг мой ситный? Ты же до одури самобытен, батюшка! Да ты же… У меня просто слов нет! Да ты…
– Глеб, я хочу этот портрет. Купи мне его! – не дав мужу договорить фразу, потребовала Лёля.
Глеб обернулся к ней, моргнул сердито, потом проговорил тихо:
– Потом куплю. Позже. У меня сейчас денег нет.
– Но это же мой портрет! Я хочу, чтобы он совсем был мой! – не унималась Лёля.
– Ой, да забирайте, ради бога! – весело перебил их Лео. – И никаких денег не надо, мы ж свои люди, как-нибудь сочтемся!
– Спасибо, Лео…
Лёля встала спиной к портрету и широко развела руки в стороны, будто обозначала пространство вокруг своей желанной добычи. Глеб, глядя на нее, вздохнул и проговорил тихо:
– Ну что ты с ней сделаешь? Дитя, совсем дитя. Девочка с яблоком. Правильно ты ее суть ухватил, Лео…
– Ой, а можно, я свою приятельницу приведу, и ты тоже ее портрет напишешь? – громко спросила Лёля, обращаясь к Лео. – А ее муж потом этот портрет обязательно купит, он человек состоятельный! Сколько скажешь, столько и заплатит! Можно?
– Что ж, веди свою приятельницу… – с улыбкой согласился Лео.
– А когда? Завтра можно?
– Можно.
– Ура! – искренне обрадовалась Лёля. – Я думаю, это как раз то, что ей сейчас необходимо…
Женщину, которую привела Лёля, звали Мариной. Она была красива, ухожена, дорого и со вкусом одета. И очень старалась быть веселой и общительной. Но почему-то от ее натужной веселости становилось ужасно неловко, и очень хотелось задать простой вопрос – мол, что с вами случилось, нельзя ли чем-нибудь помочь?
Маша, уловив в общении с Мариной эту жалкую ноту, сразу и спросила со всей присущей ей искренностью:
– Марина, вы чем-то расстроены, да? У вас что-то случилось?
Лёля глянула на Машу с досадой, а Марина подняла глаза и, продолжая автоматически улыбаться, вдруг смахнула со щеки слезу, которой секунду назад и в помине не было. Потом вдохнула глубоко, пытаясь справиться и не выпускать слезы наружу, надолго задержала дыхание. Все отвели глаза в сторону, делая вид, будто ничего особенного не происходит. Маша долила чай в полупустую Лёлину чашку, Лёля обратилась к Лео с каким-то никчемным вопросом. Наконец Марина проговорила спокойно и грустно:
– Да, Машенька, вы правы… И спасибо вам за вопрос, иначе бы я так и не решилась выйти из этой проклятой скорлупы, которая называется «у меня все отлично». Нынче ж не модно, чтобы у человека было все плохо, надо обязательно надевать на себя эту треклятую скорлупу внешнего счастья. А у меня все плохо, да. У меня все просто ужасно. И… Я сама не знаю, зачем пришла сюда…
– Марин, тебе нужен портрет… – тихо подсказала Лёля, растерянно поглаживая ее по плечу. – Я ж тебе говорила, что Лео сможет… Он сможет показать тебе, какая ты есть на самом деле. И даже не показать, а помочь вспомнить! Свою природную суть вспомнить… Знаешь, как мне это помогло? Сразу другим человеком себя почувствовала! А раньше – будто все бежала куда-то, бежала… Спроси меня – куда, зачем? А я и не отвечу. А еще я вдруг поняла, что своего мужа очень люблю. Раньше смотрела на него, как на… Ладно, не буду вдаваться в подробности, это уже слишком личное… И тебе легче станет, правда! Только ты Лео сама все расскажи… Он поймет, правда, Лео?
– Я постараюсь, конечно же, – тихо подтвердил Лео.
– Может, нам с Лёлей выйти, Марина? – спросила Маша.
– Нет, нет, что вы! Не надо! – запротестовала Марина. – Я и при вас могу рассказать. Хотя, наверное, в моей ситуации нет ничего особенного. Просто я так больше жить не могу, и все.
– Рассказывайте, мы слушаем! – коротко бросил Лео.
– Ну, в общем… В моей жизни все хорошо, да… У меня есть все для счастья, абсолютно все. Хороший дом за городом, состоятельный и заботливый муж, возможность самореализации. Муж очень любит меня, и я его люблю. Но… Но я не могу быть счастливой, понимаете? Я не могу отпустить маму и папу, они погибли пять лет назад… У меня осталось огромное чувство вины перед ними, понимаете? И такая печаль вот тут… – дотронулась Марина до груди, – неизбывная печаль… Все время печаль, днем и ночью. Я улыбаюсь, а в глазах печаль! Я говорю что-то – а глаза плачут! И я вижу, как тяжело со мной моему мужу! И не знаю, что делать… Помогите мне, пожалуйста, Лео!
– Да чем же я здесь-то могу помочь… – растерянно проговорил Лео, – это вам к психоаналитику надо, наверное…
– Нет, вы можете, можете! Я знаю, что вы можете! Напишите мой портрет, пожалуйста! Только не такую меня напишите, как сейчас, а такую, как тогда… Когда еще ничего не случилось! Ведь я так виновата перед своими родителями, если б вы знали! Они ехали на машине на мою свадьбу и разбились… И это было ужасно – вместо свадьбы надо было хоронить родителей. А потом… Потом свадьба была. Через месяц. Я ощущала в себе огромное горе, но мой муж меня уговорил. У него был какой-то проект, и там зарубежные партнеры поставили обязательное условие – руководитель проекта должен быть женатым человеком. Вы меня понимаете, да? Через месяц после похорон – свадьба… Да, уступила мужу, я его очень люблю. Но мама с папой меня не простили, я знаю. Я чувствую это.
– Они простили вас, Марина, – тихо проговорила Маша, глядя в свою чашку. – Они простили, они поняли…
– Но я сама себя не простила, Машенька. Так и живу теперь – с живой печалью в душе. И чувствую, как она съедает меня. Да, мой муж давно понял свою ошибку и просил у меня прощения за то, что настоял тогда на своем, но… Что этим изменишь? И он скоро меня разлюбит. Кому нужна жена с вечно печальными глазами?
