– Да-а-а-а? – протянул Лео. – Странно…
– А завтра, я слышала, дождь обещают. А у меня кроссовки порвались, и в дырку вода натекает.
– Ой, Машка, Машка… Какой же я идиот, господи… – в ужасе схватил себя руками за голову Лео. – Мы же когда еще должны были по магазинам пойти, чтобы тебе обновки купить… Я же забыл совсем, правда! И ты тоже хороша, помалкиваешь!
– Ты же занят был, Лео, – улыбнулась Маша. – Как я могла… Да я лишний раз на глаза попадаться не хотела, не то что с просьбами обращаться! Ты же такой был… Будто прозрачный. Тронешь – и можно разбить вдребезги. И еще натянутый, как струна…
– Машка, Машка, какая же ты у меня умница! Да у тебя настоящий талант соучастия в творческом процессе! – воскликнул Лео. – Поверь, не каждый человек так может чувствовать и так соучаствовать!
– Да ну… – робко отмахнулась Маша. – Скажешь тоже, талант…
– Все, Машка, пошли! – потянул Машу за руку Лео. – На остаток дня объявляется большой шопинг! Даже за едой в супермаркет не пойдем, в кафе закажем! У нас же внизу хорошее кафе, закажем сейчас и на обратном пути готовый заказ заберем… Идем, Машка, идем, чего мы стоим, время теряем?
Успешный художник по имени Глебка Лаврович оказался приятным дядькой лет пятидесяти, с вальяжным пузом и окладистой ухоженной бородой, в недрах которой прятались мягкие румяные губы. Он ласково и с явным одобрением кивнул Маше, когда Лео представил ее, и подтолкнул под локоток молодую женщину, проговорив так же ласково:
– А это, стало быть, моя Лёля… Она немногим старше тебя, так что подружитесь, я думаю. Мы с Лёлей здесь частые гости, и по делу заходим, и без дела. И вы поболтать о том о сем сможете.
Лёля ничего не ответила, смотрела на Машу раздумчиво и туманно, словно примеривалась, о чем бы могла с ней поболтать. Хотя и не было в ее взгляде ни горделивости, ни отторжения, скорее всего, в этот момент ее занимали совсем другие проблемы. Наконец Лёля произнесла чуть нараспев:
– Платье у тебя классное… Где купила? В Пассаже?
– Ой, тебе правда понравилось, да? – с радостью откликнулась Маша. – Это мы сегодня купили… Оно ужасно дорогое, и я не хотела, но Лео настоял… Да я и не умею носить такие платья! И каблуки! Кто придумал эти ужасные каблуки? Но Лео сказал, что платье без каблуков теряет свой смысл… Не стану же я с ним спорить, правда?
– М-м-м… Понятно все с тобой… Поплыла, да? Все Лео да Лео… – также нараспев произнесла Лёля. Чуть улыбнулась и отстранилась взглядом, будто снова ушла в туман.
Она вообще была вся такая – туманная. Маше она напомнила Беллу Ахмадулину в юности – та же темная челка на лбу, те же удлиненные «стрелками» глаза. И выражение лица то ли горделивое, то ли скорбное, с опущенными вниз уголками губ… Она так и сказала девушке, полагая, что та примет ее слова за комплимент:
– А знаешь, ты на кого похожа? На Беллу Ахмадулину!
– На кого? – удивленно приподняла темную бровь Лёля и глянула на мужа, будто предлагая ему также удивиться.
– Соглашайся, Лёлька, чего ты растерялась! – тихо засмеялся Глеб, нежно сжав локоть жены. – Это знаменитая поэтесса, я тебе потом почитаю ее стихи… – и, обратившись к Маше, произнес уважительно: – А ты, стало быть, поэзией увлекаешься, да?
– Ну, это давно было… – смутилась Маша. – Еще в школе. Я большой реферат писала о поэтах-шестидесятниках, он первое место на городской олимпиаде занял…
– Ух ты, умница какая! – воскликнул Глеб. – Слышь, Лео, чего говорю? Умница у тебя Маша!
– Да, слышу, – кивнул Лео. – Я знаю, что она умница. Идем, Глеб, скорее, я тебе свою новую работу покажу.
– Что ж, идем…
Маше показалось, что Глеб вздохнул нехотя, будто его силой заставили исполнить неприятную обязанность. Такую неприятную, что ее надо прикрыть вежливо заинтересованным выражением лица. Вместе с Лео он подошел к мольберту, и Лео одним движением откинул с портрета холстяную тряпицу:
– Смотри…
Глеб смотрел долго. Не отрываясь. Лёля подошла сзади, встала за его спиной. Маша и Лео стояли чуть в стороне, плечом к плечу, как партизаны, ожидающие приговора. Маше даже казалось, что сердца их бухают в унисон от волнения. Хотя ее дилетантское волнение наверняка нельзя было сравнить с тем, что переживал сейчас Лео.
– Ну, ты даешь, однако… Удивил, удивил… – через какое-то время с тихим уважением выдохнул из себя Глеб. – Да ведь ты портретист, батюшка! Талантливый портретист, с чем я тебя искренне поздравляю. Можно сказать, явление в наших рядах! Не ожидал, не ожидал! Как вещь-то назвал, а?
– Как назвал? – эхом повторил вопрос Лео и взглянул на Машу, будто она должна была знать ответ. Подумав еще секунду, выпалил быстро: – Я назвал ее… «Мойщица окон», вот как!
– Да, согласен. Звучит недурно. «Мойщица окон» – это хорошо, да… – согласился Глеб, не отрывая взгляда от портрета. – Не ожидал, если честно, не ожидал. Удивил ты меня, брат…
Глеб нахмурился, поднял вверх руки и потер друг о друга большие и указательные пальцы, словно мучительно подбирал слова, чтобы повторить это «не ожидал» и «удивил» в других вариациях, но нужные слова никак не находились, и все смотрели на него в напряженном ожидании. Наконец Лёля прервала его мучительные поиски неожиданным восклицанием:
– Глеб, я тоже хочу такой портрет!
Теперь все посмотрели на Лёлю. Она топнула ногой и повторила также требовательно:
– Глеб, ты слышишь? Я хочу такой же портрет!
Глеб, словно очнувшись, обернулся к ней удивленно:
– Да бог с тобой, дорогая… Эк тебя обнесло-то, как успела проникнуться! Что, сильно торкнуло, да?
– Да, торкнуло! Я тоже хочу такой портрет!
– Лёля, уймись, я тебя умоляю! – с досадой произнес Глеб. – Я что, мало с тебя портретов писал?
– Но я именно такой хочу! – не собиралась сдаваться Лёля. – Лео, напиши меня такой же. То есть чтобы я была такой, будто светящейся… И такой же нежной.
– Да я тебя какой хошь напишу, милая, только скажи… – с едва заметными нотками ревности в голосе проговорил Глеб.
– Нет, ты так не сумеешь! Я хочу, чтобы Лео! – снова потребовала Лёля.
– Во дает! – Глеб снова удивленно глянул на жену. Потом перевел взгляд на Лео, пожал плечами, проговорил тихо: – Это ж как надо мою Лёльку пронять, чтобы… Теперь от нее не отвяжешься. Придется тебе, приятель, и для моей жены расстараться, раз она мое предложение отвергает!
Лео улыбнулся, молча взял Лёлю за руку, подвел к окну. Поднял пальцами ее подбородок, отстранился слегка, задумался. Потом протянул руку и решительно взлохматил Лёлины волосы, уложенные в красивую прическу. Лёля терпела, только повизгивала слегка, прикрыв глаза, а Лео бормотал себе под нос:
– Вот так… Вот так, да… И чтобы никакой косметики, лицо чистое должно быть… Поняла?
