Случалось, что взводу требовался отдых, а мне в это время необходим был надежный помощник в каком-то деле. В такие моменты я обращался именно к Махалову. Он к этому давно привык.
Как я понял, в этот раз сержант прибыл к штабу одновременно с «уазиком» майора Рыженкова. В этот самый момент я выглянул в окно и вышел на улицу, чтобы ехать в Каспийск.
Начальник штаба по моей просьбе попросил дежурного по автороте, чтобы солдаты убрали все лишнее из багажника его «уазика», где будет перевозиться груз. Это надо было сделать во избежание повреждения прибора, который мог бы удариться обо что-то металлическое, о тот же, скажем, домкрат. Стабильно разбитая дорога такой вот беде только благоприятствовала.
На вопрос о том, что за груз будет перевозиться, майор сердито и резко ответил дежурному одним только словом:
— Необходимый!
Хотя тот, скорее всего, спрашивал только о весе и габаритах груза. Уточнять, конкретизировать вопрос дежурный по автороте не решился. Майор Рыженков слыл крутым командиром.
Сам майор с нами, естественно, не поехал. Но пока у нас оставался запас времени, он вызвал к себе начальника оперативного отдела штаба отряда капитана Севастьянова, которому я выложил все свои прикидки по новому варианту поиска.
— Своих офицеров я уже поднял. К твоему возвращению они все просчитают и предложат возможные варианты действий, — пообещал мне капитан и подкрутил пальцем свои буденновские усы, предмет зависти всех настоящих мужчин, проживающих на Северном Кавказе.
Такие вот просчеты ситуации являлись у нас обязательными. Естественно, я мог бы действовать и по своему плану, в той или иной мере удаляться от соображений оперативного отдела. Но мне вряд ли стоило это делать.
Оперативники обычно учитывали все факторы, так или иначе влияющие на развитие боевой ситуации. Они никогда не забывали об одном из самых важных и неприятных из них, то есть о случайности.
При этом и сами оперативники, и мы, исполнители и непосредственные участники, прекрасно понимали, что все варианты случайности предусмотреть невозможно. Самый свежий пример этого — появление кабана на тропе, где была устроена минная ловушка для эмира Рагима Арсланова. Но чем больше вариантов будет просчитано, тем меньше у нас останется шансов засыпаться, сорвать выполнение всего задания.
Само собой разумеется, что оперативный отдел просчитывает и варианты наших действий при появлении какой-либо случайной помехи. Нам, исполнителям, потом бывает проще ориентироваться в обстановке. Так, мы знаем заранее, можно ли стрелять, не стесняясь открыть себя, или делать этого не рекомендуется. Оперативники подсказывают нам, когда следует использовать исключительно снайперов, всех трех, или только двух, имеющих винтовки с глушителями. Я буду знать, можно ли в такой вот конкретной обстановке применять гранатометы и огнемет «Шмель-М», которые тоже стоят у взвода на вооружении. Мне известно, когда надо пользоваться только подствольниками, имеющими меньшую площадь поражения.
В оперативном отделе есть данные о лояльности федеральным властям жителей того или иного села. Этот фактор является немаловажным и обязательно учитывается при всех расчетах.
Мы выехали в аэропорт с таким расчетом, чтобы особо не торопиться. Машина шла почти в темноте по основательно разбитой дороге. При этом оружие мы держали наготове. До Махачкалы добираться недалеко, и трасса эта считается достаточно спокойной. Тем не менее в ночное время в Дагестане всегда стоит иметь автомат под рукой.
Если в эту пору на дороге появятся бандиты, то они увидят только свет фар. Эти ребята не сумеют в предрассветном мареве понять, что идет именно военная машина, пассажиры которой способны дать им жесткий отпор.
Но я вполне допускаю и такое развитие событий, что кто-то умышленно будет стрелять как раз по военной машине. Если она не остановится, то вовсе не факт, что нападение потом обязательно будет продолжено.
Но мы давно научились по звуку определять, откуда был произведен выстрел. Да и вспышка в сумраке выглядит ярким мазком, почти как в ночи. Поэтому мы обычно знаем, куда нам стрелять в ответ. Такие случаи бывали. Правда, не со мной и не с бойцами моего взвода. Тем не менее прецеденты имели место и на этой достаточно короткой дороге.
Мы были настроены на любой поворот событий, считали, что находимся в боевой обстановке. Мы даже ждали выстрела, готовы были определить место, откуда он будет произведен, и ответить огнем из всех трех автоматных стволов, которые были у нас в машине.
Но уже на половине пути до Махачкалы пришел рассвет. Дождевые тучи ветер почти полностью унес в сторону Чечни. Небо над приморской частью Дагестана расчистилось.
В такое время нападение тоже было вполне возможно. Бандиты не хуже нас, спецназовцев, знают, что на рассвете любого человека, кроме разве что сумасбродного заядлого рыбака, сильно клонит в сон. Эта ранняя пора всегда считалась самой подходящей для внезапной атаки.
Хотя на свету уже было видно, что едет армейская машина с черным номером. Это обстоятельство уже отметало семьдесят процентов опасности. Но и оставшиеся тридцать — тоже очень даже немало.
Тем не менее мы благополучно добрались до Махачкалы, миновали Ленинкент. Уже на выезде из самой столицы республики наш водитель пристроил «уазик» за пустым троллейбусом, который лихо летел по улицам, не задерживался на остановках, совершенно безлюдных в этот ранний час.
Так мы и добрались до Каспийска. Там обогнали троллейбус, проехали через весь город по улице имени дважды Героя Советского Союза Амет-Хана Султана и добрались до аэропорта Уйташ. Он, кстати, носил имя того же самого необыкновенного человека, прекрасного летчика-истребителя, дравшегося на фронтах Великой Отечественной войны.
Комендант аэродрома, абсолютно седой капитан с щегольскими тонкими усиками, ждал меня в своем тесном закутке. Там сидели два сержанта и такой же молодой, как и они, розовощекий лейтенант с такими наивными глазами, что нигде, кроме комендатуры, он служить, пожалуй, не мог бы. У каждого из них на рукаве была повязка патрульного. В глазах у сержантов явственно просматривалось ощущение немалой власти.
Когда мы вошли, один из этих парней сержантов сразу что-то шепнул лейтенанту. Тот поднялся и подошел ближе к столу капитана, словно желал послушать, что я хочу сказать. Лейтенант стоял с той стороны, где ему не было видно мою эмблему спецназа ГРУ.
— Вам, товарищ капитан, должны были позвонить из Москвы. Полковник Коломойников из ФСБ. Вы в курсе дела? — осведомился я.
В этих моих словах не содержалось ровным счетом никакой военной или государственной тайны.
— Если вы старший лейтенант Лукрепциев, то звонили, — ответил капитан. — Ваш борт недавно зашел на посадку. Как приземлится, мне немедленно сообщат.
— Так точно! Старший лейтенант Лукрепциев, спецназ ГРУ, — подтвердил я. — Предъявить документы?
— Думаю, что не надо. Если бы сюда приехали два старших лейтенанта Лукрепциева, то мне пришлось бы выяснять, кто из вас настоящий. А если один — все нормально.
